В. Молотилов

ka2.ru


Лира Ка


С этой теорией, на мой взгляд, должен хотя бы в самых общих чертах быть знаком
каждый современный человек.

А.Л. Никитин

А если что и остаётся
Чрез звуки лиры и трубы,
То Вечности жерлом пожрётся
И общей не уйдёт судьбы.

Г.Р. Державин



сожалению, на ka2.ru вы не найдёте статьи Хенрика Барана «Египет в творчестве Хлебникова»: издательство РГГУ дало согласие на воспроизведение нами не более трёх работ из книги американского учёного «О Хлебникове. Контексты, источники, мифы».
Поэтому прошу поверить на слово: в этом самом пристальном на сегодня исследовании повести «Ка» нет ни слова о  лире Ка. Удивляться не приходится: рокот пророчеств Предземшара вдохновляет кого угодно, только не филологов. Химики, экономисты, астрологи, военные строители — сердцевину их увлечения Хлебниковым составляет именно его “цифирь”.
Ка сооружает на глазах у множества обезьян (будущих подражателей, надо полагать) свою число-струнницу следующим образом:

         Золотые волосы одевали ее в один сплошной золотой сумрак. Слабо журча, они лились вниз, как зажженные воды, мимо плеча, покрасневшего и озябнувшего. Вместе с прекрасной скорбью, отразившейся в ее движениях, она была поразительно хороша и чудно стройна. Ка заметил, что на ногте красивой правильной ноги отразилась вся площадка леса, множество обезьян, дымящийся костер и клочок неба. Точно в небольшом зеркале, можно было заметить старцев, волосатые тела, крохотных младенцев и весь табор лесного племени. Казалось, их лица ожидали конца мира и чьего-то прихода.
         Они были искажены тоской и злобой; тихий вой временами вырывался из уст. Ка поставил в воздухе слоновый бивень и на верхней черте, точно винтики для струн, прикрепил года: 411, 709, 1237, 1453, 1871; а внизу на нижней доске года: 1491, 1193, 665, 449, 31. Струны, слабо звеневшие, соединяли верхние и нижние гвоздики слонового бивня.
         — Ты будешь петь? — спросил он.
         — Да! — ответила она. Она дотронулась до струн и произнесла: «Судеб завистливых волей я среди вас; если бы судьбы были простыми портнихами, я бы сказала: плохо иглою владеете, им отказала в заказах, села сама за работу. Мы заставим само железо запеть “О, рассмейтесь!”».
         Она провела рукой по струнам: они издали рокочущий звук лебединой стаи, сразу опустившейся на озеро.
          Ка заметил, что каждая струна состояла из 6 частей по 317 лет в каждой, всего 1902 года. При этом в то время, как верхние колышки означали нашествие Востока на Запад, винтики нижних концов струн значили движение с Запада на Восток. Вандалы, арабы, татары, турки, немцы были вверху; внизу — египтяне Гатчепсут, греки Одиссея, скифы, греки Перикла, римляне. Ка прикрепил еще одну струну: 78 год, — нашествие скифов Адия Саки и 1980 — Восток.
         Ка изучал условия игры на 7 струнах.

Чем отличается лира от арфы, не вдруг сообразишь. А, вот чем. Струны арфы — разной длины. Вытянутые руки арфистки щиплют длинные и толстые, согнутые — короткие и тонкие струны. Или вот обложки нотных тетрадок детства. На них постоянно — потому и застряла в памяти — красовалась лира. Длина пяти струн её (я был уверен: у настоящей лиры струн куда больше, чем линеек нотного стана) одинакова.

Поэтому число-звуковое устройство Ка — именно лира: длина струны составляет 6 частей по 317 лет в каждой, всего 1902 года.

Справимся о лире в Сети. Даже картинка нашлась. А в пояснении сказано:



         ЛИРА, струнный музыкальный инструмент в форме хомута с двумя изогнутыми стойками, выступающими из резонаторного корпуса и соединенными ближе к верхнему концу перекладиной, к которой от корпуса протянуты пять или более жильных струн. Возникнув в доисторические времена на Ближнем Востоке, лира была одним из главных инструментов у евреев, а позднее у греков и римлян. Инструмент служил для сопровождения пению, и в этом случае на ней играли большим плектром. Лира использовалась и как сольный инструмент, тогда на ней играли непосредственно пальцами. С закатом греко-римской цивилизации область распространения лиры переместилась в Северную Европу. Северная лира, как правило, отличалась по конструкции от античной: стойки, перекладина и резонаторный корпус часто вырезались из одного куска дерева. После 1000 н.э. получили распространение не щипковые, а смычковые лиры, особенно у валлийцев и финнов. В наше время только финны, а также их сибирские родственники ханты и манси используют лиру.

Посетителю «Хлебникова поля» наверняка нет дела до винтиков и гвоздиков, но его школьного багажа вполне хватит на уразумение простой вещи: нижние крепления пяти струн лиры Ка соответствуют датам  до  Р.Х., и только шестая (пророчество о 1980-м соотносят с нападением СССР на Афганистан) целиком умещается  после  Р.Х.

Но у твердокаменных вычисляев, оказывается, иной подход: раз Хлебников этого не оговаривает, нижние крепления струн соответствуют 1491, 1193, 665, 449, 31 годам н.э.  Струны лиры длиной 1902 года они получают попарным складыванием дат. Дат невесть чего после Р.Х., а не знаковых событий нашествия Востока на Запад и движения с Запада на Восток.

Вопрос, как в таком случае быть с шестой струной (78 г. н.э. + 1980 г. н.э. = 2058 лет)?

Дальше — больше: попарно-сложители слышать не хотят ни о каких плаваниях египтян в Пунт 1491 г. до н.э.; им нет дела до греков Гомера и греков Перикла — пусть себе живут когда хотят: у Хлебникова  просто  1193 и 449 годы!

По причине моего верхоглядства выкладки одного такого путешественника во времени оказались доступны посетителям ka2.ru. Досадный промах исправлен, статья удалена. Но равенство  постоянной Хлебникова  (длина струн лиры) константе  основного (ведущего) ритма биосферы  с тех пор не даёт мне покоя: Ка Хлебникова подыгрывает циклу Шнитникова.

При этом поэт и географ говорят о разных, даже противоположных вещах. В повести «Ка» речь идёт о  маятнике народов  — наступлении исторического возмездия (т.е. противособытия) через 1902 года; А.В. Шнитников учит о повторяемости через 1850–1900 лет событий  одного и того же порядка.

В Плоскости XVIII «Зангези» Хлебников ясно говорит о пересмотре своих выводов относительно проволоки мира — числа. Постоянная  1902  в 1922 году уступает место всем ныне привычной 3n:



Что это? Истины челны?
Иль пустобрёх?
Востока и Запада волны
Сменяются степенью трёх.

Впрочем, решимости высказаться мне добавляет вот что. В «Ка» 1902 = 317·6, а цикл Шнитникова, как будет показано ниже, весьма непрост. Будоражат, признаться, и слова Хлебникова о гибком зеркале природы А не согнуто ли оно, это зеркалогармошкой?


Итак, повесть Велимира Хлебникова «Ка» увидела свет в 1915 году. Работа А.В. Шнитникова «Изменчивость общей увлажнённости материков Северного полушария» обнародована в 1957-м.

Без малого полвека разделяет “поэзию числа” писателя и строгую науку землеописателя.

Нет предмета для спора о первенстве: повесть «Ка» — не «Слово о Полку Игореве», подделкой потомков ещё не обозвали.

Имя археолога Андрея Никитина я узнал в начале 80-х от незабвенного друга своего, Георгия Борисовича Фёдорова. Он дал мне на денёк-другой рукопись своего знакомца (или ученика?). Точного названия не помню. Речь шла о борьбе Ивана Грозного с тенью “царевича Георгия”, этим объяснялись зверства опричнины. Тёмное происхождение знаменитого царя занимало, кстати, и Велимира Хлебникова: в ранней молодости он развернулся было с исторической драмой «Телепнев-Оболенский». Запала хватило всего на одну страничку: отец заставляет Федора Телепнева-Оболенского поклясться, что юноша отомстит царю Василию III за свою опалу, т.е. унижение их захудалого, но рюрикова рода. Шурша ошибками, занавес опускается.

От Карамзина мы знаем, как отомстил царю его конюший Иван Фёдорович Овчина-Телепнев-Оболенский — любовник (и соправитель в пору её вдовства) Елены Глинской, молодой жены доселе бездетного Василия III.

По Карамзину, отчество царя Иоанна отнюдь не Васильевич.

Т.н. “царевич Георгий” — мнимый сын Соломонии Сабуровой, которую именно по причине её непоправимого неплодия удалил от себя Василий III.

Но царица-монахиня Соломония, по преданию, чудесным образом разрешилась от бремени в монастыре, царевича сберегли надежные люди, он вырос, — и царь Иван Иванович  вынужден был  стать Грозным, дабы уничтожить неуловимого самозванца, Георгия Васильевича. Зачем перебирать стог ради одной-единственной иголки, когда под рукой кресало и огниво. И в этой кучке золы нет иголки? Переходим к следующему стогу.

Чуть позже у меня оказалась вдохновенная книга Андрея Никитина «Над квадратом раскопа» издательства «Детская литература». ka2.ruРазумеется, я не обратил внимания на имя научного редактора: доктор географических наук Шнитников А.В. Исправляю старинный свой промах — вот он перед Вами, один из лучших сотрудников Виктора Владимировича Хлебникова. Правая рука пророка Велимира. О чём Арсений Владимирович не ведал ни сном, ни духом.

Андрей Никитин вовсе не сразу и не вдруг оказался глашатаем чужого открытия. К тем же, что и у Шнитникова, выводам он шёл — именно шёл: поймами рек, берегом моря, торфяниками! — годами. Не его вина, что истина была уже  переоткрыта  и всесторонне обоснована. Переоткрыта? „Впервые слышу!“ — вне всякого сомнения, возмутится маститый ныне исследователь “непредсказуемого прошлого” нашей страны. Его «Основания Русской истории. Мифологемы и факты» изд. АГРАФ 2001 года тоже стоит на моей книжной полке. Расследование “дела царевича Георгия” приобщено к множеству позднейших и гораздо более задорных работ. Разумеется, “Рюрик/Рорик/Рерик”. А природное православие княгини Ольги, болгарской, по Никитину, принцессы? А «Топология Руси и проблема Тмутороканя»?

Однако дадим слово Андрею Леонидовичу Никитину 1982 года. Курсив мой, это пометки по ходу первого прочтения.



‹...› Весь голоцен представал чередованием осушений и обводнений, регрессивных и трансгрессивных фаз, наступавших поочередно и, по-видимому, с отменным постоянством.
Каждое такое изменение на разрезе сопровождалось изменением состава торфа и степенью его разложения. Тростниковый торф, на котором лежали мезолитические остатки, сменился через тысячу с лишним лет тростниково-древесным, а тот в свою очередь ольховым, чтобы позднее, в конце I тысячелетия до нашей эры, смениться осоковым.
Одновременно с изменением состава торфа происходило изменение в составе окружающих лесов.
На пыльцевой диаграмме разреза можно видеть, как с наступлением очередной трансгрессии засухолюбивые виды вынуждены потесниться, чтобы дать место влаголюбивым, и наоборот. Более того, рассматривая эту пыльцевую диаграмму как бы внове, я обнаружил поразительный факт, пропущенный в те годы и археологами, и палеоботаниками: наступление очередной регрессии водоема каждый раз предварялось появлением и последующим возрастанием количества пыльцевых зерен полыни — одного из самых засухолюбивых растений. При этом оказалось, что пыльца полыни лежит далеко не во всех слоях торфа. Ее очень много в самых нижних образцах, относящихся к послеледниковому времени, затем она скоро исчезает, а в дальнейшем появляется всякий раз, когда учащаются симптомы засухи. Наоборот, как только начинает нарастать новый слой торфа, что говорит о поднятии уровня вод и увеличении общей влажности, пыльцы полыни становится все меньше и вскоре она совершенно исчезает.
         “Пиков” полыни здесь было ровно столько, сколько отмечалось на разрезе регрессивных уровней, независимо от их толщины. Больше того, просматривая пыльцевые диаграммы других торфяников, где пыльца полыни точно так же была выделена в отдельный график, я всякий раз обнаруживал примерно одинаковое количество полынных “всплесков”. Даже если регрессивные уровни на самом разрезе и не были отмечены. Как я писал, место “пограничного горизонта” определяется на пыльцевой диаграмме торфяного разреза максимальным содержанием в образце пыльцы широколиственных пород — дуба, вяза, липы, ореха, клена. Теперь возникала еще более заманчивая перспектива: выявлять на пыльцевых диаграммах болот и водоемов лесной зоны регрессивные, засушливые фазы голоцена по возрастанию и исчезновению в спектрах пыльцы полыни, а также по ряду других столь же засухолюбивых видов растений.
         Разрез Ивановского торфяника с его пыльцевой диаграммой, прослойками регрессивных уровней и разложенными в них, как на полочках, археологическими комплексами, дополнял и завершал картину, полученную на берегах Плещеева озера. Разные факты, собиравшиеся по крохам в течение многих лет, теперь сходились воедино, завязывались крепким узлом одной системы, в которой на первый план выступали уже не остатки человеческой деятельности, а силы, управлявшие развитием биосферы.
          Человек оказывался своеобразным “индикатором” происходивших процессов, вроде пыльцы полыни, сигнализирующей о сменах засушливых и влажных фаз голоцена.
         В целом это выглядело следующим образом.
         Первое серьезное падение уровня водоемов в древности приходится на первую половину VII тысячелетия до нашей эры, когда мезолитические охотники и рыболовы выходят на острова и суходолы, а на берегах озер их стойбища оказываются на уровне современного зеркала воды.
         Меньше чем через тысячу лет все меняется. Теперь мезолитические слои занимают на озерных террасах наивысшее положение из возможных, куда оттесняет человека поднявшийся уровень водоема, а на болотах повсеместно откладывается тростниково-древесный торф.
         Во второй половине VI тысячелетия уровень вод снова начинает падать, и в первой половине V тысячелетия стойбища охотников спускаются, по-видимому, даже ниже, чем во время предыдущей регрессии. Перелом в конце того же тысячелетия привел к новому резкому обводнению, положившему начало слоям ольхового торфа и размыву остатков мезолитических стойбищ, занимавших современную прибрежную полосу водоемов.
         Это одно из вероятных объяснений, почему археологи, работающие в средней полосе, не находят памятников этого периода ни на дюнах, ни на первой террасе озер и рек, ни в отложениях торфяников.
         В начале IV тысячелетия до нашей эры вода стояла еще сравнительно высоко. Поэтому древнейшие слои сезонных стойбищ лесных охотников, начавших изготовлять посуду с ямочно-гребенчатым орнаментом, оказываются не ниже второй озерной террасы, почти на три метра выше современного уровня озера. Однако очередной перелом, как можно видеть по пыльцевым диаграммам, уже наступил. Прорвав невидимый, заслон, широколиственные породы занимают моренные холмы, ширятся пространства лугов, падает уровень водоемов, а вместе с ним на первых террасах озер и на суходолах болот возникают поселения пришельцев — волосовцев и берендеевцев.
         Вскоре на открытых солнцу холмах появляются со своими стадами фатьяновцы.
         Происходит все это в начале III тысячелетия до нашей эры и охватывает около шестисот – семисот лет — время наиболее оживленного движения племен не только в лесной зоне, но на всем пространстве Старого Света. Это время сложения новых культур, повсеместного распространения животноводства от Испании до Скандинавии и Урала, распространения земледелия в южных областях. На это время падает расцвет древнейших цивилизаций Востока в долинах великих рек — Инда, Нила, Тигра и Евфрата.
         Однако в это же время археологи отмечают движения народов, не находящие себе объяснения. Обычно крупные миграционные потоки текут или по просторам южных степей или следуют направлению границ растительных и климатических зон, геологических районов, экологических провинций. Здесь же археологи отметили другое движение: от побережий в глубь континента . Для Западной Европы это переселение людей с берегов Северного моря и Атлантического побережья; для Восточной Прибалтики — движение племен с янтарными украшениями на восток и северо-восток; для Мессопотамии — от побережья Персидского залива в горные области ...
         Резкое изменение условий наступает во второй половине III тысячелетия до нашей эры. Остатки поселений предшествующего времени, предстающие глазам археологов в результате раскопок, сохраняют следы каких-то внезапных катастроф-наводнений, высоких, сокрушительных паводков, “всемирных потопов”. Это одинаково относится к городам Мессопотамии, швейцарским свайным поселениям, болотным поселениям в Ярославской области, остаткам стойбищ на берегу Вексы или свайным поселениям запада Псковской и Смоленской областей. Не эти ли наводнения, связанные с общим увлажнением, как можно видеть по исчезновению пыльцы полыни, росту торфяных слоев, увеличению пыльцы ели, задержали дальнейшее распространение животноводства и земледелия, потеснив новое население этих мест к югу, в лесостепь, и возвратили в наши леса с севера потомков былых обитателей этих мест?
         Предположение не такое абсурдное, как может показаться на первый взгляд.
         На местах прежних сезонных стойбищ средней полосы России снова появляются черепки с ямочно-гребенчатым орнаментом, а уровень поселений вплоть до начала II тысячелетия до нашей эры совпадает с высотными отметками второй озерной террасы.
         Медленный обратный ход возникает только с первой четверти II тысячелетия до нашей эры. Исследования последних лет установили, что пресловутый ксеротерм, приходящийся на II тысячелетие, был отнюдь не жарким. Сухим — да, но холодным. За счет сухости и происходит дальнейшее расширение луговых пространств в лесной зоне, столь необходимых фатьяновцам. Теперь в течение почти целого тысячелетия идет непрестанное снижение уровня водоемов, и места поселений с первой террасы сползают в нынешнюю пойму и еще ниже. Резкая перемена наступает в середине I тысячелетия до нашей эры. Земледельцы и животноводы окончательно покидают озерные берега, водоемы заливают ранее осушенные пространства, наступают бурные весенние паводки, ели и березы поднимаются из лощин на холмы...
         Строгая последовательность событий на этом месте обрывалась: кончался достоверный археологический материал, а верхние слои торфяников, в которых лежали необходимые свидетельства, обычно бывали снесены при расчистке болота. Приходилось обращаться к другим источникам, письменным, обладавшим большим запасом достоверности, но требующим зато совершенно иного подхода. Подробное описание событий по годам, даже внутри года, разрушало общую картину выдвижением на передний план множества несущественных деталей. Они не были интегрированы временем, как слои торфяников, в которых содержащаяся пыльца — итог столетий, усредненный самой природой вековой результат. Но кое о чем можно было догадаться и с помощью письменных источников.
         Рассматривая систему водных дорог Древней Руси, находки средневековых вещей на местах древних свайных поселений, размытый слой домонгольского времени на Рождественском острове, приходишь к заключению, что время X–XIII веков, а может и несколько более позднее, сходно с регрессивными периодами предшествующих эпох. Наоборот, вспоминая описание России, оставленное в середине XVII века Павлом Алеппским, сопровождавшим антихойского патриарха Макария в его путешествии через Молдавию и Украину в Москву, когда на каждом шагу перед путешественниками представали бесчисленные болота, озера и реки в степной и лесостепной зоне, весенние паводки застаивались чуть ли не до осени, а зимы были снежными и продолжительными, — начинаешь думать: не описание ли это одного из трансгрессивных периодов?
         Что ж, если так, тогда становится понятным, как мог Петр I, построивший на Плещеевом озере “потешный флот”, спустить по Вексе во время половодья два самых больших корабля в Нерль и Волгу, чтобы ими положить начало Каспийской флотилии. Если допустить, что летний уровень Плещеева озера в то время достигал первой террасы, превышая современный почти на два метра, и еще на один метр поднимал его паводок, то спустить средней величины корабль с половинной командой, без груза, с осадкой до полутора метров и в сопровождении шлюпок, плотов и бурлаков по такой воде особого труда не составляло.
         Так неожиданно получал разрешение вопрос, казалось бы, сторонний и все же занимавший меня многие годы.
         ‹...›
         Насколько я мог судить по археологическим данным, смена регрессивных и трансгрессивных периодов на протяжении всего голоцена происходила с периодичностью от полутора до двух тысяч лет . Иными словами, здесь наблюдалась не случайность, а закономерность.
         На этом я мог поставить точку. Мне удалось выяснить скачкообразное развитие биосферы в голоцене, прийти к заключению, что каждый раз действовали одни и те же силы, а не случайное стечение обстоятельств, и, кроме того, обнаружить несколько полезных для археолога закономерностей. Но тут я, что называется, завелся: я хотел добраться до механизма обнаруженной периодичности.
         И снова случай пришел на помощь.
         Впервые имя Арсения Владимировича Шнитникова я услышал на совещании очеркистов в Петрозаводске, куда попал, воспользовавшись приглашением журнала «Север».
         ‹...›
         В выступлениях на совещании несколько раз упоминалось имя А.В. Шнитникова — доктора географических наук, профессора, почетного члена Географического общества СССР. Много лет назад Шнитников высказал предположение, которое прошло проверку временем, породило множество исследований и стало теорией.
         С этой теорией, на мой взгляд, должен хотя бы в самых общих чертах быть знаком каждый современный человек.
         Это учение об основном, или ведущем, ритме биосферы.
         Знание прошлого позволяло предугадать будущее, при этом не отдаленное, а достаточно близкое, охватимое протяженностью человеческой жизни. Как мне рассказали в Петрозаводске, прогнозами А.В. Шнитникова с успехом пользовались в Средней Азии при проектировании водохранилищ и гидроэлектростанций, оценке поведения ледников и многого другого, без чего нельзя планировать завтрашний день.
         Из Петрозаводска я ехал в Ленинград к Шнитникову, сожалея, что не взял ни графиков, ни чертежей, ни фотографий, ни хотя бы оттисков научных статей, в которых нащупывал подход к тому, что — оказывается! — давно уже было открыто и даже применялось на практике.
         ‹...›
         География долгое время считалась наукой описательной в соответствии с переводом термина. Она возникла из периплов древних мореходцев, предвосхищавших современные лоции; из исторических сочинений древних греков, посвященных обычаям, нравам, образу жизни и быту различных народов; из “путеводителей” по различным областям древнего мира с подробными описаниями наиболее примечательных объектов, классическим примером которых служит «Описание Эллады» Павсания. Таково было начало. В средние века география в своем развитии уже искала опору в математике и астрономии: жизнь требовала не только словесных рассказов о той или иной местности, но точных расстояний и обобщенного представления о Земле в целом. Так появились картография и геодезия.
         ‹...›
          Но будущее постигается не на срезе сегодняшнего дня. Понять, предугадать и объяснить будущее можно, только зная прошлое.
         А.В. Шнитников начинал не с прошлого. К прошлому он пришел, исследуя актуальные проблемы водных ресурсов Средней Азии, Западной Сибири и Северного Казахстана. В руках его, кроме собственных наблюдений, был огромный материал предшественников, накопившийся за два с половиной столетия, — отчеты, записки, рисунки, карты. Сравнивая их, исследователь часто заходил в тупик: на старых картах, на тех местах, где теперь расстилалась степь, были показаны реки и речки, огромные озера, обширные болота с протоками. Ошибка? Но каждый раз на таком месте ученый действительно обнаруживал следы ранее существовавшего здесь озера, остатки речных русел, глинистые такыры на местах озер, сухие кочкарники на месте болот.
         И тогда он заметил, что, рассматривая такие карты в хронологической последовательности, можно видеть, как эти загадочные водоемы постепенно уменьшаются в размерах и наконец исчезают. На память пришли сходные факты: пересохшее русло Узбоя, по которому в средние века плавали суда из Амударьи в Каспийское море, непонятное поведение Аральского моря и Балхаша на древних картах и в описаниях путешественников, где они то существуют, то отсутствуют, постепенное отступление Каспия от Гурьева, построенного на его берегу, а теперь оказавшегося чуть ли не за семьдесят километров от моря... Было и другое. Известный писатель и администратор XVIII века П.И. Рычков, оставивший описание Оренбургского края, умер в уверенности, что на горах Южного Урала лежат “вечные” снега, не стаивающие во время лета. Сейчас они стаивают ранней весной. Но ведь и переход А.В. Суворова с армией в конце XVIII века через Сен-Готардский перевал в Альпах был предельно труден, потребовал много человеческих жертв, тогда как теперь там проходит благоустроенное шоссе, а снега летом нет и в помине.
         Кстати сказать, так было тоже не раз. Трудности, сопровождавшие героический поход Суворова при переходе через заснеженные Альпы, испытал в октябре 218 года до нашей эры Ганнибал, а уже два столетия спустя через эти перевалы были проложены прекрасные римские дороги...
         Похоже, что горные оледенения оказывались тоже непостоянными. Ледники то опускались в долины, погребая подо льдом и снегом перевалы, поля, разрушая деревни, то отступали вверх, освобождая занятую территорию и оставляя конечные морены, повторяющие в миниатюре морены великих оледенений. Гляциологи уже давно обратили на них внимание и сосчитали: морен оказалось восемь — в Альпах, на Кавказе, Памире, Алтае, Тянь-Шане, в Кордильерах и Гималаях...
         Так начался долгий сбор материала. Гипотезы не было. Было предположение, что на биосферу Земли влияют какие-то неизвестные силы, проявляющиеся периодически. Подобно тому как я по крупицам собирал и пытался понять факты, касавшиеся окрестностей Плещеева озера, А.В. Шнитников собирал сведения, относящиеся ко всему земному шару, свидетельствующие о “нестабильности” окружающей нас среды. От фактов требовалась достоверность и, по возможности, точная датировка.
         Все оказывалось важным: свидетельства средневековых хроник о доступности горных проходов, о наступлениях ледников, появлении льдов в Северной Атлантике, периодичности землетрясений, об урожайных и засушливых годах, лесных пожарах, эпидемиях. Ученый сверялся с очертаниями берегов на средневековых картах, выписывал у древних авторов сведения о колебаниях уровня моря, хрестоматийным примером которых стала история храма Сераписа возле итальянского местечка Поццуоли, когда-то римского курорта Байи. Построенный во втором веке до нашей эры, храм стоял на шесть метров выше уровня моря. К десятому веку нашей эры он был до половины погружен в воду, а в шестнадцатом оказался поднят над водой на семь метров! Теперь его колонны снова стоят в воде.
         Фактов оказалось много. На свое место легли легенды о “великих потопах”, записанные почти у всех народов, наблюдения над свайными поселениями и затопленными стоянками древнего человека, многослойность “пограничных горизонтов” в торфяниках. Все это были звенья одной цепи. Чем точнее можно было датировать событие, тем чаще однородные факты оказывались одновременными, хотя и происходили они на разных концах Азии, Европы и Америки.
          Одновременно сползали с гор ледники, сокрушая отмеченные на картах или в преданиях леса, деревни, церкви, погребая пашни, дороги, перевалы. В это время на равнинах и в горах поднимался уровень озер, затапливались поймы и берега, поднимался уровень внутренних морей, Каспийского и Аральского, наступавших на стены прибрежных городов, выгонявших из нор животных и змей, от которых людям приходилось спасаться, как и от волн. Растрескавшиеся впадины пересыхающих озер наполнялись водой, степи шумели сочными травами, по Узбою в Каспий стекали излишние воды Амударьи. Жители гор спускались в предгорья, а понизившийся уровень Мирового океана открыл для человека очередную плоскость морской террасы. И в это же время в лесной зоне торфяники наполнялись влагой, выросший было на них лес погибал, и мягкий моховой торф обволакивал пни и остатки трухлявых стволов.
         Так продолжалось недолго, двести – триста лет.
         Перемена наступала незаметно. Она начинала ощущаться много позже того, как невидимый маятник достигал определенного ему предела и начинал с усилием продираться назад сквозь вязкое, тормозящее его ход пространство времени. Переход к противоположному состоянию совершался долго, достигая порой тысячи с лишним лет. Он походил на планомерное, медленное наступление невидимых армий, выпивавших степные речки, озера, чуть ли не вдвое сокращавших обширные водоемы. Понижался уровень грунтовых вод, иссушались материки, и горные ледники поднимались вверх, к бесплодным каменистым вершинам. Горели леса, дымились подсыхающие торфяники, пересыхали степи, и животные откочевывали к северу, к лесам и остаткам воды, к болотам и озерам, собирались в долинах больших рек.
         Если период материковых трансгрессий был короток, энергичен и катастрофичен, на морях бушевали штормы, гигантские приливные волны обрушивались на берега, “всемирные потопы” погребали под слоями ила города, сверкающие глетчеры обрушивались в долины хаосом ледяных глыб и оползнями, — то засушливая фаза подкрадывалась исподволь. Она обманывала временным увеличением дождливых дней, порою общим похолоданием, туманами. А между тем год от году иссякали источники, и земля, принимавшая всезатопляющий ливень, оказывалась вскоре сухой, растресканной и обнаженной.
         Мои наблюдения в окрестностях Плещеева озера полностью укладывались в эту последовательность. Совпадали даты. Каждый цикл, как установил А.В. Шнитников, повторялся с периодичностью 1800–1900 лет. Следы этой ритмичности в толщах скандинавских и европейских торфяников обнаружили многие исследователи, в том числе и Е. Гранлунд, когда-то первым усомнившийся в существовании одного “пограничного горизонта” и насчитавший шесть “поверхностей обратного развития”. Становились понятными и внезапные миграции народов. Движения степных племен, их нападения на центры древних цивилизаций и — попутно — вторжения в лесную зону объяснялись иссыханием степей на юге. Наоборот, движение народов, вторгавшихся с морских побережий в глубь материков, происходило в результате повышения уровня Мирового океана, показывающего, как в случае с храмом Сераписа, довольно внушительные колебания уровня моря — в общей сложности до тринадцати метров! Конечно, то был исключительный случай, но достаточно серьезные колебания береговых линий происходят и сейчас...
         Обратная зависимость явлений подсказывала, где искать источник избыточной влаги.
         Во время трансгрессивных материковых фаз океан регрессировал. Но когда на суше наступал засушливый период, мало-помалу океан снова наполнялся, вторгался на оставленную было территорию, смывая постройки людей, забывших, что Посейдон только на время дал им пользоваться этой площадкой для игр. Механика процесса оказывалась несложной: огромные массы воды сравнительно быстро черпались из океана, выливались на сушу, а затем долго стекали обратно. Потом все повторялось сначала. Каждый цикл мог быть короче или длиннее на пятьдесят или сто лет, — серьезной роли это не играло. Отклонения могли быть кажущимися, в результате ошибок радиоуглеродных датировок, погрешности самих образцов, приблизительности определения времени событий, содержащихся в легендах и преданиях. Наконец, следовало учитывать возможность отклонений в “часовом механизме” самой Первопричины, вызывающей такую последовательность.
         Чтобы найти эту Первопричину, приходилось идти путем исключений. Огромные количества энергии, способной перемещать невообразимые массы воды, постоянно перекачивающей их из океана на сушу, предполагали действия каких-то титанических сил. Похоже было, что такие ритмические колебания являются одной из форм существования биосферы, бросая ее из одной крайности в другую. Эти колебания стимулировали поступательный процесс эволюции биосферы. А если все это так, то вряд ли источник подобных сил можно надеяться найти на нашей планете.
         Оставался космос.
          Каждое научное открытие имеет своего автора, но подготовлено оно всем предшествующим ходом науки. Оно может быть несвоевременно , как бывает иногда несвоевременна мысль, мелькнувшая в нашем сознании, но наступает момент — и открытие занимает свое место в ряду других, выстраивающих своеобразную “лестницу познания”.
         ‹...›
         В 1957 году в «Записках Географического общества СССР» была напечатана книга А.В. Шнитникова “Изменчивость общей увлажненности материков Северного полушария”. Проанализировав оказавшийся в его распоряжении материал, ученый пришел к заключению, что ритмы, влияющие на биосферу Земли, по своей продолжительности могут быть объединены в три группы. Первая группа самых коротких ритмов связана с неравномерностью облучения Земли из космоса, их роль в эволюции биосферы незначительна, она ограничивается атмосферой. Вторая группа обусловлена колебаниями солнечной активности и воздействует на атмосферу и магнитное поле Земли, являясь наиболее важной для живых организмов. Третья группа ритмов связана с неравенством сил тяготения. Они-то и управляют всем комплексом биосферы во времени и пространстве, воздействуя на атмосферу — воздушную оболочку Земли, гидросферу — водную оболочку и литосферу — земную кору.
         К последней группе принадлежал и ритм с периодичностью 1800–1900 лет. Его кульминационные фазы совпадали по времени с так называемыми периодами констелляций, когда Солнце, Луна и Земля оказывались на кратчайшем расстоянии друг от друга, располагаясь на одной прямой. В это время возникают грандиозные приливы, бури, грозы. Внутренние волны в океане поднимают к поверхности огромные массы холодной воды, охлаждая атмосферные потоки, резко нарушая их циркуляцию, обрушивая на сушу холодные ливни и снегопады. Такое противостояние планет длится около двух столетий, затем они расходятся, биосфера постепенно успокаивается после очередной “встряски”, но плоды ее для материков самые благотворные. И запаса влаги, правда, с трудом, но все же хватает до момента следующего противостояния планет и Солнца. Сложность заключается в том, что точно установить время следующей констелляции почти невозможно. Луна постоянно испытывает воздействие различных космических сил, скорость ее движения то возрастает, то замедляется, и определить ее положение в пространстве относительно других планет для прошлого и будущего оказывается затруднительным.
         Первопричина, как и следовало ожидать, оказалась проста. Первоначальный импульс, вызывающий внутреннюю приливную волну в Мировом океане, похож на брошенный в пруд камешек, от которого разбегаются круги. Они отражаются от листьев кувшинок, коряг, берега, накладываются друг на друга, усиливаются, где-то гаснут, и вот уже чуть заметная рябь охватывает всю поверхность.
          Констелляции вызывают не только неравенство сил тяготения. Сближение Земли и Солнца, а также других крупных планет способствует солнечным приливам и возрастанию солнечной активности, воздействующей уже непосредственно на все живое.
         Долгое время подобные констелляции планет казались единственно возможной причиной столь сокрушительных увлажнений и иссушений. Однако они не могли объяснить некоторую географическую неравномерность возникающих последствий, в частности, для Азии, где явления иссушения проявляются с особенной силой, а в ряде случаев опережают расчеты. Эту особенность попытались понять геофизики, изучающие структуру нашей планеты.
         Согласно последним представлениям, магнитный центр Земли представляет собой некое твердое “субъядро”, плавающее в жидком ядре. Расчеты его положения за период с 1829 по 1965 годы позволили установить, что магнитный центр Земли перемещается по замкнутой эллиптической орбите за период от 1200 до 1800 лет. Приводя эти данные на третьем Всесоюзном совещании по ритмике природных явлений, советские геофизики И.М. Пудовкин и Г.Е. Валуева предположили, что в условиях Средней Азии, где отмечены максимальные изменения силы тяжести, дрейф этого “субъядра” периодически, каждые 1200–1800 лет, создает устойчивые антициклонические условия, сопровождаемые длительными и губительными засухами, которыми можно объяснить “великие переселения народов” с этих территорий.
         Это означает, что перед нами источник нового, близкого по протяженности и действию ритма, который — вероятно — находится в известной зависимости от констелляций планет, но в свою очередь может усиливать или сглаживать их воздействие .
         „Ритмичность присуща широкому кругу явлений космического, геофизического и биологического характера, — пишет Е.В. Максимов, один из многих последователей А.В. Шнитникова. — Ритмические явления известны в состояниях звездной и солнечной активности, активности кометно-метеоритных потоков, в активности планет Солнечной системы, в колебаниях магнитного поля Земли, вероятно, в колебаниях естественной радиоактивности Земли, в явлениях, протекающих в земной коре (литосфера), в атмосфере, гидросфере, биосфере ‹...› Среди внутривековых известны добрых полтора десятка ритмов продолжительностью от 2,7 до 30–40 лет, среди вековых — не менее шести ритмов продолжительностью от 160 до 1800–1900 лет. Т. Карлстрем упоминает ритмы продолжительностью в 40 800, 20 400, около 3400, 1700, 1133, 567 и 283 года, а В.А. Зубаков — в 370 000, 185 000, 90 000, 40 000, 21 000, 3700 и 1850 лет ‹...› Явление ритмичности относится к числу фундаментальных закономерностей природы. Отрицание ритмичности невольно приводит к признанию непознаваемости развития природы в целом. Бесплодный эмпиризм, регистрирующий лишь флуктуации, физическая реальность которых неоспорима, не может явиться основой для создания общей теории Земли — фактически той цели, к которой вольно или невольно стремится современная наука ‹...›“
         ... От описания к анализу — таков, казалось бы, незыблемый путь науки. Но где-то посредине — не между, а сбоку, параллельно, над процессом, — должно присутствовать то неведомое, что превращает собрание фактов в систему, наблюдаемые факты — в закон.
‹...›
         Впервые в истории системы ритмов дали возможность самых разнообразных прогнозов с гарантией, что результаты всегда окажутся в пределах предсказанных отклонений. “Ведущий” 1800–1900-летний ритм А.В. Шнитникова дает четкое представление, что именно нам следует ожидать от природы в ближайшие столетия и как следует поступать, чтобы грядущие перемены не застали нас врасплох, чтобы мы их не ускорили своими опрометчивыми и скоропалительными решениями... ”


Вот мои записи 25-летней давности на закладке в книге Андрея Никитина:

         2200 г. до н.э. — гутии, “драконы гор”, разгромили Шумер и Аккад (с западной окраины Иранского плоскогорья).
         В середине XVIII в. до н.э. кассситы вторглись в Вавилонию, и в XVI в. до н.э. овладели ею. Касситы — древние горные племена (соврем. Луристан). В это же время погибла цивилизация Мохенджо-Даро.
          2000 г. до н.э. — арьи ещё не пришли в движение (в Индии не смешались с аборигенами).
          IV–V вв. — Великое Переселение народов. Гунны.
          632 г. — смерть Мухаммеда и арабские завоевания. Мерван и Маслама — северное направление, на Булгар.
          Скифы в Причерноморье пришли с Волги в конце II–начале I тыс. до н.э. На протяжении 7 тыс. км за тысячу лет сложилась совокупность скифских племен. IV век до н.э. — наивысший расцвет скифов.
          Сарматы были   севернее   скифов!!
          Их уничтожили гунны (юг!)
“Север” на Рим (“юг”) — III век н.э. „Натиск варваров усилился...”
          Связь Вандалы — Венеты — Анты.

Совместно с И.В. Чениковым на «Хлебникова поле» я мало-помалу двигаю проект «Взгляд на 2012 год». Разумеется, 1850–1900-летний ритм Шнитникова (один из множества т.н. коротких, т.е. измеряемых не миллионами лет; это ритмы Филлипса, Даллуа, Стенсена, Д’орбиньи, Миланковича, Латугина, Гильберта, Воссоевича, Эйхвальда, Шостаковича, Брюкнера, Чижевского, Вольфа, Тимея, Де-Геера, Вильямса, Имхетепа, Руфа, Apxипoвa, Гиппарха, Владимирского, Сеченова, Сидякина, Темурьянца, Макеева, Самохвалова) должен проявиться именно тогда: на 2012 год, судя по  трём  изводам прогноза в статье «Концепция природной циклики и некоторые задачи хозяйственной стратегии России» В.Г. Кривенко из ВНИИ охраны природы Минприроды РФ, приходится пик вековой сухо-теплой фазы! Вот сводная таблица его вариантов:



Вариант прогнозаКонец вековой прохладно-влажной фазыНачало вековой тепло-сухой фазыПик вековой тепло-сухой фазы
I.1995–19981999–20022003–2012
II.1998–20042005–20072012–2017
III.2002–20052007–20102015–2024
IV2005–20072005–20062011–2015

Правота слов Андрея Никитина „каждое научное открытие имеет своего автора, но подготовлено всем предшествующим ходом науки” — не подлежит малейшему сомнению. Ю.Л. Бастриков в статье «Этот ритмичный, ритмичный, ритмичный мир... » пишет:



         Поразительно сложными и долгими путями приходит знание к человечеству. Так, ещё в начале ХХ века палеоклиматолог О. Петтерсон опубликовал свою гипотезу о космической обусловленности колебаний климата в послеледниковый период. Суть её заключается в следующем. Плоскость лунной орбиты медленно меняет своё положение и приблизительно через каждые 1800 лет в так называемые периоды констелляций оказывается совмещённой с плоскостью земной орбиты. В результате этого происходит суммирование приливообразующей силы Луны и Солнца с возрастанием её на 12% по сравнению с наименьшими значениями. Это приводит к возникновению в океанах внутренних волн, поднимающих к поверхности огромные массы холодной воды, которая охлаждает и насыщает влагой атмосферные потоки, охлаждая и увлажняя, в конечном счёте, климат Земли. В 1957 году советский географ А.В. Шнитников, обобщив в своей книге «Изменчивость общей увлажнённости материков Северного полушария» громадный фактический материал, выделил и описал 1850-летние климатические периоды послеледниковой эпохи, соответствующие космическим циклам О. Петтерсона. Ритмы Петтерсона-Шнитникова, таким образом, оформились в стройную систему знания более 40 лет назад, однако никак нельзя сказать, что они стали общеизвестными, не говоря уже о том, чтобы войти в хозяйственную стратегию человечества. А время не ждёт...

Таким образом, Шнитников “стоит на плечах” Петтерсона, своего предшественника!

Остаётся доказать, что многознатец Велимир Хлебников был знаком с открытием Петтерсона... или соорудил свою “лиру Ка” в 1915 году самостоятельно.

В последнем случае — основной, ведущий ритм биосферы Земли не следует ли называть ритмом Хлебникова-Петтерсона-Шнитникова?

Напомню ещё одну фразу автора книги «Над квадратом раскопа»: “От описания к анализу — таков, казалось бы, незыблемый путь науки. Но где-то посредине — не между, а сбоку, параллельно, над процессом, — должно присутствовать то неведомое, что превращает собрание фактов в систему, наблюдаемые факты — в закон”.

Велимир Хлебников говорил А.Н. Андриевскому в 1919 году по этому поводу следующее:


         Выслушивая формулировку “законов времени” Хлебникова, я сказал, что необходимо дать доказательства этих законов. Хлебников посмотрел на меня с удивлением и ответил:
— Во всём естествознании, в том числе в физике, законы не доказываются, а открываются, обнаруживаются, выявляются путём отвлечения от бесчисленных частностей и нахождения того, что является постоянным и потому составляет необходимую связь в кажущемся хаосе “толпящихся” вокруг нас “зыбких явлений”. Доказываются только следствия из законов.

“Постоянную 1902” Велимир нашёл “на кончике пера”, а не на срезе торфяника, не на береговых террасах морей. Кропотливые обоснования выпали на долю географа Арсения Шнитникова.

Надо ли говорить, насколько изучение гнутого, мятого, но всё же  слоёного  пирога осадочных пород отличается от чистого умозрения Хлебникова: хаос  толпящихся вокруг нас зыбких явлений  в его случае — мешанина дат из Брокгауза и Ефрона.





Передвижная  Выставка современного  изобразительного  искусства  им.  В.В. Каменского
           карта  сайтаka2.ruглавная
   страница
исследованиясвидетельства
                  сказанияустав
статистика  посещаемости  AWStats 7.6:
востребованность  каждой  страницы  ka2.ru  (по убывающей);  точная локализация  визита
(страна, город, поставщик интернет-услуг); обновление  каждый  час  в  00 минут.