ем я только не был.
Наладчик Сапожников — раз, Джулиан Ассанж — два, амурский тигр — три, труба карнай — четыре, Симон Киринеянин — пять, главный человек страны — шесть, паук-невидимка — семь, поп Семён — восемь, мудрец в тазу — девять, дон Карлос де Варгас — десять, Акакий Акакиевич Башмачкин — одиннадцать, второгодник Иван Семёнов — двенадцать. Белая горячка или расщепление личности. Карету мне, карету. Мухой прилетят и умчат обкалывать.
Хорошо это или плохо? Понятия не имею. Никогда не поливай себя грязью, предоставь друзьям. Которых у меня сроду не бывало.
Зато врагов — тьма-тьмущая. И вот я под старость захотел / Отдохнуть от ратных дел / И покой себе устроить. Какое там.
Потому что друзей у меня сроду не бывало, зато есть подруга.
Ну и что подруга, при чём здесь враги.
При том, что подруги бывают разные. У мужчин, да. У женщин все подруги одинаковые: лучшие. Подруг настоящего мужчины устанешь раскладывать по кучкам, томительное разнообразие.
Настоящий мужчина мужского рода называется бугай, женского — кобёл. Пыжиться в мои годы смешно, чистосердечно признаю себя ненастоящим. Был бугай, стал попугай.
Чтобы не навлекать на себя кривотолков и пересудов, следует почаще наведываться к Далю, то есть вникать в пословицы русского народа. Смотрим, что советует народ пожилому возрасту.
Смолоду кривулина, под старость кокора | смолоду прореха, под старость дыра | стар дуб, да корень свеж | старого воробья на мякине не проведёшь | старые башмаки никогда не жмут | старый ворон не мимо каркнет | старый пёс на ветер не лает | у старого козла крепки рога.
Воробьи, вороны, псы, козлы. Ни словечка о попугаях. Приходится заворачивать оглобли от малоимущего Даля и доживать своим умом.
Душа-человек Даль ничуть не огорчился мимоезжей привередливостью, более того — швырнул вдогонку целый пук напутствий. А именно: ум без разума беда | умная голова, а дураку досталась | умному брань — что глупому дрань | умом пришёл, да пора прошла | умный уступает | ум — хорошо, а два того лучше.
Кто бы спорил про два ума. Издетства ушибло покаяние вологжанки Фокиной: Поздно мы с тобой поняли, / Что вдвоём вдвойне веселей / Даже проплывать по небу, / А не то что жить на земле.
Ушибло издетства, но только на пороге могилы сообразил последствия такого увеселения. Сообразив, рванул искать подругу. Какую. Себе под стать. Ни в коем случае не орлицу | лебёдушку | паву. Нет, не угадал. Пуганая ворона — не угадал. Непременное условие: себе под стать. Устрашающую, да. Попугаиху, вот именно.
Наверняка ты обратил внимание на вводное изображение. Перетягивание каната силой крыльев, я тоже так подумал. Крылышкуют в противоположные стороны. Кто.
Он и она, судя по когтям. Художник предлагает домыслить второстепенное, подсекая зрителя нахлыстом главной мысли. Какой.
Считаю прямым оскорблением сомневаться в твоей догадливости. Наперёд известны последствия: перейдёшь в стан врага. Мне это надо?
Сомневаться не приходится, но подсказка не повредит: звуки.
Любой дурак может изобразить запах. Обморочный запах сирени, например. Или трудовой пот бурлаков на Волге. Любой дурак. Нет, ты мне сделай так, чтобы полотно звучало. Выдь на Волгу и набросай широкими, как страна моя родная, мазками трудовой мат бурлаков. Кишка тонка, Илья Ефимыч.
А у кого не тонка. Считаю прямым оскорблением сомневаться в твоей догадливости. Наперёд известны последствия: перейдёшь в стан врага. Мне это надо?
Ну вот, что я говорил. Без промедления, сей же час ты отчеканил: этот парень пожелал остаться неизвестным. Который художник-звучист. Или звучарь.
Правильный ответ. И жест правильный. Именно скромность, достойная похвалы. За мной не заржавеет, хвалю напропалую: не хочешь мировой славы — скатертью дорога.
Что легче: рассусоливать о подсолнухах Ван Гога или описать его мытарства? Ответ: смотря кому. Порядочного человека не подбить даже на коротюсенькую повестушку, а Ирвинг Стоун и Анри Перрюшо тут как тут: чего изволите. То же самое наш Павел Федотов. У кого рука поднялась? То-то и оно. Ни стыда, ни совести.
Лично я не вижу себя составителем жизнеописаний художников трудной судьбы, а ездоки по торной дорожке меня привлекают крайне мало. Ино дело тарахтеть о творческом наследии. Почему бы не поделиться впечатлениями от полотна «Единство и борьба противоположностей» безвестного умельца изображать звук. Вводное изображение главы «Азеф», да.
Начинаю, как ты правильно подумал, от печки. Николай Васильевич Гоголь на кого больше похож: на холодильник или на печь? Двух мнений быть не может, поэтому ударяю по бездорожью и разгильдяйству словами Гоголя: „Портрет, казалось, был не кончен; но сила кисти была разительна”.
Только я ударил по бездорожью, как меня бьют по кумполу: заменяй иностранный портрет на русскую каляку-маляку. Велимир Хлебников, совершенно верно.
Именно по кумполу, я не оговорился. Ибо силы бесплотные имеют направление сверху вниз, это неопровержимо доказал сэр Исаак Ньютон.
Опять то же самое по тому же кумполу: зачем всуе помянул сэра.
Вот так и живём.
Продолжаю о подруге. Это не та подруга, которая жена. Ещё не хватало на старости лет оказаться турком. Венчался в церкви — веди себя подобающе. Тем более, что жену зовут Галочка.
Это сейчас она Галочка, в детстве звали Галка. Смотрим у Даля про галку. Галка кротка, да палка коротка | ждала сова галку, а выждала палку.
Снова приходится заворачивать оглобли: попал в чужую драку. Завернул, айда на поклон к бесплотному Хлебникову. Всё знал про птиц.
Досконально исследуем «Мудрость в силке» Велимира Хлебникова. Славка, вьюрок, овсянка, дубровник, дятел, пеночка зелёная. Ни звука про галку. Тонкий намёк, стало быть.
На что. На творческое наследие Ф.И. Тютчева, предположим.
Стихотворение «Silentium», да. Краткое содержание в двух словах: наслаждайся и помалкивай. Лучше не скажешь. Ядрёная мудрость.
Которую Тютчев подтибрил у Байрона. Смотрим 5-ю песнь «Чайльд Гарольда»: „The true gentleman enjoys all and keeps mum.”
Не подтибрил, а носилось в воздухе. Как тот попугай с попугаихой. Тудым-сюдым, тудым-сюдым. Никакое не перетягивание каната силой крыльев, а чёрт связал одной верёвочкой.
Пощёчинный Велимир Хлѣбников, да.
Съ вѣнкомъ изъ молнiй бѣлый чертъ / Летѣлъ, крутя власы бородки: / Онъ слышитъ вой власатыхъ мордъ / И слышитъ бой въ сквородки. / Онъ говорилъ: „Я бѣлый воронъ, я одинокъ, / Но все и черную сомнѣний ношу / И бѣлой молнiи вѣнокъ / Я за одинъ лишь призракъ брошу, / Взлѣтеть въ страну изъ серебра, / Стать звонкимъ вѣстникомъ добра”. («Конь Пржевальскаго». Пощечина Общественному Вкусу. Изданiе Г.Л. Кузьмина. Типо-литорафiя т.д. «Я. Данкинъ и В. Хомутовъ». Москва, 1913. С.51–52; www.bibliophika.ru/book.php?book=3221)
Скряга Я. Данкин и скаред В. Хомутов нам не указ: Пощёчина, чёрт, всё, чёрную. Перехожу к узлам и бантикам на верёвочке.
Эти хитросплетения — дело рук ангела, который посредством крыльев перемещает во времени и пространстве ношу сомнѣний. Проделки научного работника небес, иными словами.
Как же не ангела, когда человеческим языком сказано: бѣлой молнiи вѣнокъ. То есть нимб. Слово, которое Хлебников исключил из употребления за несуразицу: латинское nimbus означает облако, тучу. Боги римлян имели обыкновение спускаться в этом нимбе на землю. Сгусток пара или дыма, вот что такое nimbus. А не сияние.
Слово ‘ангел’ Хлебников частично признавал, хотя оно и заёмное у греков. Поэма «Ангелы» тому порукой. Времён Сабуровой дачи. Можно подумать, что заголовок ему навязал Владимир Яковлевич Анфимов (1879–1957), врач Харьковской губернской земской психиатрической больницы. Это не так. По словам Анфимова, для изучения способности воображения он дал Хлебникову три задания: охота, лунный свет и карнавал. «Лесная тоска», «Горные чары» и «Ангелы» написаны поэтом в Сабурке по собственной прихоти.
Последнее из упомянутых произведений замечательно тем, что заголовочных ангелов там нет, одни только намёки. Поэма состоит из шести главок, но по смыслу разделяется на две равные части. Дважды три — наверняка неспроста, памятуя о пристальном внимании Хлебникова к двойкам и тройкам. Краткое содержание первой троицы главок: восстание сил бесплотных. Богоборцы нападают на законопослушных, терпят сокрушительное поражение и гибнут.
Гибнут насовсем, хотя созданы бессмертными, обрати внимание. „Я тебя породил — я тебя и убью”, то-то и оно. Отец наш небесный благ и беспощаден.
Не откажу себе в удовольствии перечислить заместителей слова ангел во множественном числе: юнчики | сыны немья | нагеса | маны | любеса | воли | просторцы | мервонцы.
Краткое содержание второго троеглавия: взамен побитых насмерть мервонцев откуда ни возьмись налетают те же самые юнчики. Важная подробность: к мёртвым Хлебников обращается на вы, а ныне живущих именует коротко и ясно: мы. Кто мы? Несничие молнии дикой. На чём несничие? На призраках белой сорочки. Но ведь ангелы света как раз и отличаются от нечисти нимбом и белыми одеждами (nitor splendens Pario marmore purius), не так ли. Таким образом, новоявленные мы — благие ангелы, то есть вестники (греч. aggelos, вестник) добра.
Следовательно, ничего плохого в том, что меня и мою подругу чёрт связал одной верёвочкой, нет. Даже очень хорошо и прекрасно, что это взбрело ему в голову.
Очень хорошо на взгляд извне. То есть забыв, что Хлебников шутит — никто не смеётся. Особенно не до смеха этим попугаям. Неразлучники поневоле. Непрерывная работа крыльев, непрерывная. Лапы-то связаны. Не ходо-хаповые конечности, а приспособление для причала на пристани, так называемый у моряков рым.
Казалось бы, смычка рымлянина пятидесяти восьми лет с не менее пожилой рымлянкой должна вызвать бурю насмешек. Ибо мы и порознь-то весьма опасны. Усмей, осмей, / Смешики, смешики, / Cмеюнчики, смеюнчики. Сим победиши. Вольтер доказал как дважды два: что сделалось смешным, не может быть опасным. Нет, помалкивают. Почему. Потому что знают, что я нежно люблю Александра Ефимовича Парниса. Безответная любовь. Хуже того — ненавидит. Лютая ненависть. За что.
За то, что я ловко устроился.
Дело в том, что моя подруга — его бывшая супруга.
NB. Уж сколько раз твердили миру, что бывшие супруги бывают двух видов: заменимые и незаменимые. Самый известный пример заменимой супруги — Патти Бойд (b. 1944), первая жена битла Джорджа Харрисона (1943–2001). 
У Джорджа был закадычный друг по имени Эрик. И этот Эрик по уши влюбился в жену Харрисона. Долго ли, коротко — чистосердечное признание: на стены лезу, вот какая любовь.
Что делает Харрисон. Уступает другу свою благоверную. Предварительно переговорив, ясное дело. Патти заявляет, что частично уже ответила взаимностью на сказочную страсть Эрика. И Джордж отпускает её ответить со всей полнотой.
Патти переезжает к Эрику, оставаясь законной женой Харрисона. Эрик не просыхает от счастья, Джордж гордо переносит страдания. Продолжая дружить с Эриком. И что. Какие блага принесла Эрику эта Патти, разговор отдельный. Речь о брошенном Джордже.
Пожив соломенным вдовцом, разводится с Патти Бойд и вступает в брак с мексиканкой по имени Оливия (Olivia Trinidad Arias, b. 1948, Mexico). И вот они наслаждаются семейным счастьем в своём поместье Friar Park — Джордж, Оливия и Дхани Харрисоны. Сын, да. Патти не могла родить, потому что застудила придатки, у Оливии с этим порядок: сроду не курила.
И вдруг ночью к ним в дом проникает злоумышленник.
Если ты подумал на грабёж, то засунь своё предположение поглубже. Ещё глубже. А теперь сходи вымыть палец, и никогда больше так не делай. Не грабёж, а искупительная жертва. Этот урод решил, что Джордж Харрисон — средоточие мирового зла. Добро должно быть с кулаками, в правом на всякий случай сжимаем рукоять ножа. Удар, удар, ещё удар.
Семь колото-резаных ран в области груди Джорджа Харрисона.
И тут Оливия кошкой кидается на урода. Какой провела приём рукопашного боя — спросите у Анны Чапмэн, потому что к Мате Хари нынче не дозвонишься. Преступник обездвижен, вызываем представителей Скотленд-Ярда и бригаду Скорой помощи. Подплывшего кровью Джорджа успевают спасти, через два года он умирает естественным образом, от злокачественной опухоли головного мозга.
И громче всех на поминках рыдает не Оливия Харрисон, а Эрик Клэптон. NB is finished.
Теперь о незаменимых жёнах: случай Парниса. Вообще оказался ни на что не годен в одиночку. Преувеличение, сам скажу. Как это не годен, когда проклял всех, кто не порвал с его бывшей половиной. Даже Омри Ронена (1937–2012) проклял. Переписку с этим неукротимым забиякой, благо не подпадает под Устав «Хлебникова поля», вскоре обнародую, икнётся кое-кому натощак. А ты думал, что я шучу насчёт Джулиана Ассанжа. Нет, брат.
Продолжаю о проклятиях. Зачем пожинать плоды ненависти, когда можно слегка раздружиться с её причиной. Не порвать, а подпустить прохладцы. Подпустил прохладцы — гнев Александра Ефимовича Парниса переменится на милость, а там и отпущение грехов не за горами.
Говорят что некрасиво, некрасиво, некрасиво / Отбивать девчонок у друзей своих. / Это так, но ты с Алёшкой / Несчастлива, несчастлива, / А судьба связала крепко нас троих. / Как же быть, как быть, запретить себе тебя любить... / Не могу я это сделать, не могу. / Лучше мне уйти, но без грустных нежных глаз твоих / Мне не будет в жизни доброго пути.
Такая вот безнадёга от иеросхимонаха Симона, в миру Онегина Юсифа оглы Гаджикасимова (1937–2002), помяни его Господь в Царствии Своем. Судьба крепко связала нас троих, как Маяковского и Бриков. Но зачем этот узел на верёвочке. Не зачем, а почему. Потому что Маяковского пришлось отвязать. Шутка.
Но в каждой шутке есть анчутка. Ашуг Онегин Гаджикасимов советует уступить, а песняр Андрей Макаревич (род. 1953) внушает прямо противоположное: Не стоит прогибаться под изменчивый мир — / Пусть лучше он прогнётся под нас.
Как же быть, как быть. Бей меня по кумполу, чёрт с тобой: praemonitus praemunitus. Предупреждённый вооружён, да. И я, предлагая людям соучастие, не забываю уведомлять о последствиях:
— Узнает Парнис — вам несдобровать, дорогуша.
Войдите в положение дорогуши: сайт с мировой известностью. Убойная статистика посещаемости, разве что Африка покамест целина. И хочется дорогуше, и колется.
— Давайте, — предлагает, — сделаем так: моя хата с краю, ничего не знаю. Вы будете как бы злодей Негоро, а я — Дик Сэнд (миссис Уэлден). Обещаете на раззвонить кузену Бенедикту, что я вступил (вступила) с вами в преступную связь?
— Могила, — отвечаю, — мамой клянусь. Тайна переписки — дело моей чести, доблести и геройства.
Вот так и живём, не ждём тишины.
Ненависть — сильное чувство. До того сильное, что ненавистник способен вывернуть ненавидимого наизнанку. И Парнис-таки меня вывернул: обозвал тем, кто я есть на самом деле. Понятия не имея о деле.
Что было, то было: пришлось побывать в шкуре Азефа. Годика три. Подробности происшествия.
NB. Почему прекратилась наша с Омри Роненом переписка? Не положено, вот почему.
Кто бы мог подумать, что сойдёмся так близко. Задал ему вопрос, и всё. О сотрудничестве. Налицо, мол, желание с моей стороны. Но чревато. Плевать, отвечает, никого не боюсь.
Вдруг оказывается, что есть о чём поговорить помимо и сверх первобытного. Говорим и говорим, говорим и говорим. При этом надо знать привычку Омри Ронена оказываться постоянно правым. Любит драку до первого синяка, вот как это называется. Только что супруга покойного Ирена вывалила кучу доказательств справедливости моего приговора, см. http://magazines.russ.ru/zvezda/2013/1/r16.html
Он любит драку до первого синяка на своих конопушках, а я безответный младший возраст. Когда надоело прикладывать бодягу (Badiga fluviatilis) к мордобоинам, вдруг соображаю: ба, есть благовидный предлог отделаться от докуки: строжайше запрещено входить в соприкосновение с иностранцами. Потому что я, конечно, выдающийся мыслитель современности, но телесное пропитание промышляю за колючей проволокой. NB is finished.
В произведении «Смычок над тучей» предпринята попытка рассказать правду об этом промысле языком Эзопа. Не называя прямо, кто есть кто. Продолжаю в том же духе.
Наверняка не меня одного поразила догадка Станиславского: если ружьё висит на стене так называемого Хлебниковым созерцога, выстрел в зрителя неизбежен. При этом указуй Станиславский не пророк Магомет, у которого ни словечка не переставь и не смей дополнить. И я дополняю Станиславского: ружьё неизбежно выстрелит, весь вопрос — чем. Захотел чувства добрые пробудить — заряжай холостыми, хочешь поразить наповал — боевыми. Зарядил и повесил на показушный гвоздик якобы стены.
Одно ружьё зарядил и повесил, другое, третье.
Лично я приуготовляю гораздо большее количество зарядов, потому что люблю размах. Что ни глава — то пулемёт на стене. Это на стене, но ты не забывай про мои погреба и схроны. Чего только нет. Включая подводную лодку.
Теперь следи за извивами. Называется петлистое мышление, наподобие работы кишечника. Оболочка одна и та же, но содержимое движется довольно-таки прихотливо, даже и навстречу самому себе: такова укладка. Навстречу самому себе относительно чрева, правильно. Относительно чрева, пупка и неподвижных звёзд. Приготовился? Поехали.
Оно мне надо, чьё-то доброе чувство спросонок? Легко обойдусь. Или, допустим, остротой мысли, благоуханием слога и тому подобным волшебством удалось поразить самого щепетильного придиру современности. Что с того? Ровным счётом ничего, разве что придира вотрётся в доверие, вызовет на откровенность, а потом распространит порочащие меня слухи. Спрашивается, зачем огород городить.
Незачем городить, а лучше посетить рынок.
Идём на рынок за редиской, зелёным луком, укропом и кинзой. Ваше слово, Гай Юлий Цезарь. Купил, принёс домой, съел. Завтра снова Гай Юлий Цезарь. Купил, принёс домой, съел. Послезавтра снова Гай Юлий Цезарь. Купил, принёс домой, съел.
Маяковский называл изящную словесность ездой в незнаемое, так оно и есть. Эка невидаль Европа, всё известно наперёд: Берлин, Париж, девочки. Молодец Николай I, что не пускал Пушкина дальше Арзрума: езди в незнаемое. А я вон столько времени угробил на очевидный всем базар. Всадил в никуда благородные порывы и дерзания, да и здоровью нанёс урон: железного коня не укупишь, Козлевича не дозовёшься — давка в трамвае обеспечена.
— Гражданин, вы своей кинзой меня достали.
— Почему я достал вас кинзой.
— Клопами воняет ваша кинза.
— Я тогда уберу свою кинзу, когда вы прекратите отрыгать чеснок людям в лицо.
И тому подобный обмен любезностями. Вонь, ругань и карманники. Оно мне надо? Таким образом, при нестыковках с железными конями и антилопами только и остаётся, что городить огород. Ради самосохранения.
Но ведь пробуждать чувства добрые или поражать чьё-то воображение мы не договаривались. Пробуждать и поражать уговора не было, а огород городить придётся.
Куда нам плыть, спрашивал в таких случаях Пушкин у своего чутья, привычек и совести, сведя их воедино в умозрительный кораблик.
Всё-таки флот заметно меняется со временем. Сначала изобрели пароход. Изобрели, Пушкин взошёл на него покататься. Дым коромыслом, буруны за кормой, ветерок ерошит абиссинские кудри. Вдруг из трюма выскакивают размалёванные хари, спихивают Пушкина в воду, издевательски машут ручкой и несут при этом несусветную дичь про свободу и осознанную необходимость. Вдруг пароход разламывается пополам: прямое попадание самоуправляемого взрывного снаряда. Это ты сказал торпеда, мне мой кумпол дороже. Всплывает подводная лодка, подбирает утопающего Пушкина. Стремительное погружение в пучину вод. Подводники отогревают спасённого ромом и спрашивают: куда нам плыть.
Я, то есть, спрашиваю. Ибо восток (пробуждение добрых чувств) и юг (распаление страстей) с порога отвергаются моим чутьём, привычками и совестью. Остаётся сморозить чушь (условный север) или вогнать читателя в скуку (условный запад).
Околесица и чушь — не одно и то же, хотя в обоих случаях подразумевается искажение действительности, причём искажение грубое. Искажаешь нечаянно — чушь. Искажаешь преднамеренно — вздор, околесица. Приятное занятие, но при одном условии: не натощак.
Однако приятное с полезным уживаются так редко, что знатоки советуют округлить до никогда. Решено: выбираю скуку.
День выбираю, два выбираю. Скука бывает разная, вот именно. Бывает 1. дорожная; 2. осенняя; 3. смертная скука. Три дня выбираю, четыре дня. На чём остановить выбор, на какой разновидности скуки? Одна и та же серятина. Нечто затёрханное и затхлое — вот что такое дорожная, осенняя и смертная скука. Нет ли другой раскраски?
Велимир Хлебников — наше всё. Позаимствую-ка его любимый цвет. Какой.
Нельзя объять необъятное, правильно Козьма Прутков подметил. Охватить единым взором Велимира Хлебникова нечего и пытаться, это вам не слон. Знаешь притчу про слона и слепых? Подвели слепых к слону и предлагают поделиться впечатлениями. Первый слепец прикоснулся к хоботу и говорит: слон похож на змею. Другой потрогал бивень — слон похож на бревно. Стог сена, чурек, помазок для бритья и тому подобные заявления.
Но Хлебников не слон, а явление Природы. Ничего нельзя потрогать рукой, да и верить своим глазам я бы не советовал. Чрезвычайно любопытно бывает мнение свежего человек. Свежий человек Марина Константинова уверенно заявляет: любимый цвет Велимира Хлебникова неизвестен, это размытое понятие. Размытое между насыщенно-синим и блекло-голубым. И ещё Марина говорит, что мягкий знак у слова синь — точка неустойчивого равновесия, грань любви: синь Хлебников обожает, син — опасается.
В чём дело? В нашествии Синголов.
И Марина из Амстердама укатила в Китай, чтобы самостоятельно разобраться с грядущим нашествием: до какого моря продвинется жёлтая раса — до Красного, Чёрного или до Белого? Я прямо заявляю, что горжусь знакомством с отважной разведчицей. Разругались вдрызг, ясное дело. Приятно вспомнить.
Но какое любимый цвет Хлебникова имеет отношение к прокладке курса подводной лодки? Самое прямое: блекло-голубую скуку называют уже не скука, а муть. Муть голубая. Именно то, что нужно для скрытного перемещения.
Погружаемся в эту муть и плывём строго на запад от Северодвинска.
Нет, не плывём, задний ход. Быстренько вернулись к пулемёту на стене. Нельзя ему беспризорничать, тотчас позарится какой-нибудь хапуга.
Грибоедов заряжал ружья холостыми, он любил человечество. Гоголь заряжал солью. Но ведь я же не Грибоедов и не Гоголь. То есть хапуга наломает дров, да ещё каких дров. Кто виноват? Я виноват: не искушай малых сих.
На этом петлистое мышление заканчивается, теперь следи за работой рук. Снимаю с гвоздика пулемёт и прицеливаюсь. Прямо в сердце твоё, да.
Прямо в сердце, ибо Михаил Васильевич Петров (1942–2000) дождался своего часа.
Бывают разные храбрецы. Забияка, сорви-голова, укротитель хищных зверей, Александр Матросов, Юрий Гагарин — это не про Михаила Васильевича. Отвага его была другого рода: умел держать удар.
Каким образом я это узнал? Очень просто: ударил.
— Так это уже не муть голубая, а боевик, — едва не воскликнул ты, но призадумался под наведённым дулом. Призадумался и не перебиваешь меня. Наконец-то.
Боевики бывают 1. ковбойские; 2. про пиратов; 3. борьба миров; 4. Брюс Ли. Боевик с участием Михаила Васильевича Петрова — Брюс Ли: поединок без оружия.
Вот для чего мне понадобилось его изображение: вынь да положь рубцы. Почему вынь да положь, спрашивается.
Потому что это я нанёс побои Михаилу Васильевичу. Повреждение кожного покрова лба и подбородка — моих рук дело. Оскорбил действием, короче говоря.
— Ну и скотина этот, как его, — читаешь ты в правом глазу Михаила Васильевича Петрова, и только теперь заметил на его нижнем веке скупую мужскую слезу.
Заметил, но промолчал. И правильно сделал: никакой слезы, а просто блик. И про дело моих рук я пошутил. Удар в лоб? Никогда. Это сказка про Балду, когда в лоб. Я долбанул Михаила Васильевича по темени. Почему Золотой петушок, вовсе нет.
Не по кумполу, заметь, а по темени. Я вам не бесплотный Хлебников, а весь такой наяву. Из мяса и костей. Рослый дядя, под стать Маяковскому. Выше Михаила Васильевича на голову даже и босиком.
Теперь представь, что эта орясина стоит, а низенький крепыш Михаил Васильевич сидит. Представил? Смотря где стоит, совершенно верно. Вдруг я вскарабкался на небоскрёб Empire State Building.
Не на небоскрёб, а на трибуну.
Бывает разная, правильно. Высокое сооружение со ступенчато расположенными скамьями для зрителей или возвышенье для торжественных заседаний, с которого всенародно произносят речи.
Ни на каких зрелищах, где скамьи ступенчато возвышаются в порядке удаления, я не был ни разу в жизни. Мамой клянусь. Вот до какой степени я ненавижу Древний Рим. Ехидная подковырка про цирк навлекает мою решительную отповедь: это вам не Колизей, потому что крытое сооружение, — раз, сотрудничество взамен состязания — два.
Ино дело помост для произнесения речей: наше, христианское изобретение. Амвон, совершенно верно. От греческого άμβωνος — выступ, возвышение. Не успели миряне позаимствовать для повседневных нужд, как влез этот наглый Рим. Что ни торжественное заседание, то трибуна.
Теперь представь, что мы с тобой не на торжественном заседании, а на тонущем «Титанике».
Наш «Титаник» тонет, а я взгромоздился на помост и толкаю речугу. А Михаил Васильевич Петров сидит слева подо мной. В президиуме (лат. praesidium защита, стража) собрания, да. Кормчий «Титаника».
Уважаемые, говорю, однотитаничники. Соутопленники, говорю, вы мои. Такая, говорю, беда навалилась. Раздаются, мол, голоса. Дескать, кормчий проспал, проморгал и профукал. Возможно, говорю, это и так. Но ведь Сталин только в самом начале войны растерялся, потом взял себя в руки. Почувствовав поддержку народа. Предлагаю определиться. Проголосуем доверие Михаилу Васильевичу Петрову. Или недоверие, смотря по раскладу голосов.
Только я это сказал — выскакивает из-за того же стола с отвислой до самого пола скатертью Панин и говорит, что наше волеизъявление покамест неправомочно. Следует провести поголовный опрос до последнего кочегара, а уже потом решать судьбу кормчего.
Отвислая скатерть нужна вот для чего: защитники и стражи собрания подчас навлекли на себя такую солидность, что сидя приходится не только распустить ремень, но и расстегнуть ширинку. Если без скатерти, то народу всё видать.
Но ведь я не снизу вверх, а наоборот. Что вижу с Лобного места. Вижу, как макушка Михаила Васильевича наливается кровью.
Теперь надо пояснить, на основании чего я играю судьбой Петрова М.В.
На основании того, что не Петров, а я главный на корабле. Прочти, если не веришь.
Синим, который Марина Константинова провозгласила любимым цветом Велимира Хлебникова, выделено моё право и святая обязанность надзора за Михаилом Васильевичем Петровым.
При этом п. 2.12 сулит мне полную безнаказанность.
Ибо я избранник народный, а Петрова назначает и снимает Москва.
Побагровение макушки первого руководителя завода «Стеклодув» — долой морскую тематику, назовём вещи своими именами — переводится так: вскоре у него истекает договор найма, то есть контракт ( от лат. contractus, сделка). И Москва на дальнейшие сделки не пойдёт, если вскроется недоверие снизу.
Вот мы и подошли вплотную к проходной завода «Стеклодув». Дальше без пропуска дороги нет, остаётся верить мне на слово. Почему именно здесь решили развернуть производство ударопрочного стекла? Очень простой ответ: удобно подвозить сырьё. По старой памяти называется Соликамский тракт, он в трёх шагах, но без надобности: железная дорога в полутора. Дешевизна подвоза соды из Березников — раз, качественная окись кремния — два. Относительно извести скажу так: на каком-то стародавнем выдохе Земли в наших местах было море, а потом досконально высохло. Крепкий рассол опустился в глубокие расселины, до сих пор его полно, хотя выкачивают солевары четыреста лет. Остатки же раковин всевозможных перловиц и гребешков долгое время выпадали в осадок и уплотнились постепенно в породу известняк. Дробление и пережёг известняка — вот вам и негашёная известь.
Двуокись кремния, она же кремнезём, не какая-то диковина из недр, а вездесущий песок. Но в песке полно всякой трухи, нужна промывка. А зачем промывать, когда река собрала на излучине такую толщу, что хватит на века. Плавучий земснаряд предоставит кремнезём за копейки: по трубе пульпа достигает площадки складирования, не нужно тратиться на подвоз.
Чтобы произвести спекание так называемой шихты, нужен сильный разогрев. Спекание, потом дробление спёка и окончательная плавка. Чем-то надо греть. Вот и помянешь добрым словом Графтио и Рамзина, держа при этом в уме Владимира Ильича Ленина: Камская ГЭС под боком. Дёшево и сердито. 
Далее расплавленное стекло заставляют отвердеть в так называемое изделие. Догадайся с трёх раз, как зовут парня внутри этого стакана. Правильно, Барак Обама. Один из немногих иностранцев, с которыми я могу общаться открыто, без неприятных для себя последствий.
Дело в том, что Пермь довольно долгое время был закрытый город.
Обрати внимание на ошибку правописания. Как это никакой ошибки. У тебя нет чувства языка, дружок. Почему-то Сталин подметил, хотя и осетин. Хрущёв его заушал, а я похвалю: так и следовало менять названия городов, когда они женского рода. Не надо быть Потебней, Буслаевым или Бодуэном де Куртенэ, чтобы возмутиться несуразицей Пермь очень долгое время был закрытый город. Она, и нате вам: был. Хорошо, исправляем на Пермь очень долгое время была закрытый город. Разве лучше? Нет. Следовательно, Иосиф Сталин действительно разбирался в языкознании. Удивительное сочетание: лучший друг лагерных бараков и русского языка.
Ну и что закрытый город, курчатовские городки вроде Арзамаса-16 вообще захлопнутые. Но ведь они же не на Пэ, эти богоспасаемые городки, а Велимир Хлебников учит: начальная согласная таинственным образом влияет на остальное слово. И вот буква Пэ так повлияла на ермь, что любой местный руководитель, хотя бы он вскарабкался всего лишь на предпоследнюю снизу жёрдочку, обязан иметь наготове эти две палки с перекладиной.
Короче говоря, в Перми начальник начинается не с головы, загривка или поясницы, а с буквы. Что лучше: мешки ворочать или заведовать складом? Лучше брезентовые рукавицы или пилка для ногтей? И всё решаемо, стоит решиться. Бывало, слесарь Опёнкин дрогнет и превратится в Пенкина, или младший научный сотрудник Оплошкин откатит куда подальше свою О. Трах-бах — руководители высшего звена. Никто худого слова не скажет, особенно я.
Но ведь я до сих пор наладчик, то есть обыкновенный рабочий. Вопрос: почему, при такой-то башке? Подсказка: шестеро внуков, из которых четыре девочки.
Чадолюбие, да. Забота о подрастающем поколении, причём довольно-таки шкурная забота. Почему шкурная? Потому что ни один уважающий себя пермяк не сочетается законным браком не то что с дочерью, но даже и с внучкой того же Пенкина или Плошкина. Почему не сочетается? А вот. Развратный блуд — пожалуйста, законный брак — извините.
Приходится дочерям перевёртышей убывать на ярмарку невест в Москву, и пермские пэры остаются без младой поросли под боком.
Таково непостижимое влияние буквы Пэ на ермь.
Дабы не показаться голословным, довожу до твоего сведения перечень высшего руководства завода «Стеклодув»: Посягаев С.Ф. (1918–1993) → Петров М.В. (1942–2000) → Поломоев В.И. (род. 1950). Теперь вспоминай моего непосредственного начальника. Позорнин, он же Разворуев, ага. Подлинное родовое прозвище Разворуев пришлось поменять, иначе так и сгниёшь рядовым.
И вдруг настают времена, когда это незыблемое правило пошатнулось: так называемая Перестройка. Забегая вперёд, вынужден тебя обрадовать: всё вернулось на круги своя. Да ты и сам, поди, догадался по преемнику М.В. Петрова.
А теперь назови первоначальные позывные моего подельника. Правильно, Михаил Васильевич Иванов. Почему подельника? Терпение и ещё раз терпение, дружок.
Итак, Перестройка и Гласность, то есть наш дорогой Михаил Сергеевич. Nickname Gorby, yes. Считается проделкой Роналда Рейгана. Кукла Барби, кукла Горби.
NB. Омри Ронен пытался уверить меня, будто бы Гоголь напророчил Горби в «Мёртвых душах». Якобы Чичиков. Сроду не соглашусь, потому что в сожжённых главах этого произведения Павел (вспоминай преображение гонителя христиан Савла в апостола Павла) Иванович просиял всеми добродетелями. Плутни на таможне и преступный сговор с Иваном Антоновичем Кувшинное Рыло искуплены трудами покаяния и неустанной проповедью Православия. Чичиков совершенно пересоздал себя на евангельских началах. Чичиков-то пересоздал, а Горбачёв? NB is finished.
Ни в коем случае нельзя выплескивать воду вместе с ребёнком. Не по хорошу мил, а по милу хорош, зачем выплёскивать. Советы на промышленных предприятиях произволением М.С. Горбачёва (род. 1931), например. Без руководящей и направляющей, наиболее сознательной и передовой. На всех без исключения промышленных предприятиях страны.
Называется “лишь бы не меня”. Бесполезный придаток. Всем заправляет ¼ (см. п.2.3) общего количества, остальные надувают щеки.
Почему я согласился? Потому что девушки не любят. Уже я поведал тебе о своей неудаче, однако повторение — мать учения:
С этой Венерой свела меня сердобольная сослуживица. Звать Анюта и не бывала замужем, прочие подробности покрыты мраком. До сих пор. И род занятий долгое время скрывала, пока их фирма не гавкнулась. Вторая сверху жёрдочка, вот какая должность.
Ещё Иван был у меня под началом, не сманили в Канаду. Уверенно заявлял: „Уж я-то не предам тебя, папа”. Предал, как миленький.
И этот надёжа-ручатель мне советует: „Найди добрую. Я же брошенный”.
Вот на столечко доброты, на кончике иглы. Но умная, молодая и красивая. Мне сорок один, ей двадцать девять. Предшественница была покладистая, дай-ка поживу со злючкой. Авось этого лоботряса приструнит. Уроки прогуливает напропалую, врёт.
И вот я делаю предложение по всем правилам. Поставь, говорю, меня в очередь на руку и сердце. Вдруг заслужу. Поставила. И я давай показывать товар лицом.
NB. Когда их бросил отец, понятия не имею. Жили вдвоём с мамой. Маму звать Лора. Мы с ней сошлись душа в душу. Удалена грудная железа. С мексиканской дурью покончено, да уже поздно. Замечательной доброты и стойкости женщина. Вот и сейчас мужская скупая слеза. Упокой, Господи, душу усопшей рабы Твоей Ларисы. Запросто могла отбить от дочери, даже не вопрос. Если бы не рак. NB is finished.
Побелка потолка, например. Сам напросился. Побели, соглашается невеста. Хорошо побелишь — доверю положить плитку в ванной. Нет, на плитку найму людей, а тебе предоставлю весенние работы на даче. Страшно всё запущено.
И я не только посадил Анюте картошку, но даже и выкопал. Осенью, вот именно. Свиданий до указанного события назначено не было. Не побалуешь.
А Ваня съехал с прицелом на Канаду ещё весной. Поэтому всё лето я был занят одним и тем же: спасал Османа.
Немецкая овчарка с родовым прозвищем фон Танненмайзе. Набери в строке поиска ‘Odin von Tannenmeise’, сразу всё поймёшь.
У служебных собак единоначалие. Кто воспитал, тот и вожак. Воспитала моя дочь. Признавал только её, остальных терпел по необходимости. Муж военный, госпожа убыла по месту службы.
Госпожа убыла, Осман решил умереть. Забьётся под кровать, в дальний угол. Выволакиваешь на прогулку — упирается, рычит. Шерсть лезет клочьями, уши загнили. В глаза лучше не заглядывать, такая там безнадёга.
До сих пор не могу взять в толк, что за дела с ушами. Простуда, видимо. Но почему-то именно сейчас обострение, в жару. Мотает головой из стороны в сторону, гной так и летит. Накручиваем на лучинку вату, лезем в слуховые проходы. Зубами щёлкает, но не кусается. Понимает, кто Айболит, а кто Бармалей. Выгребу эту гадость — день-другой облегчение, потом снова реки гноя.
Старичок-доброхот надоумил: дёготь. Берёзовый дёготь. И вот я сначала выгребу из ушей зловоннную жижу, а потом орошаю дёгтем. Запашок ядрёный, да уж. И помогло: снова уши домиком. Сам прочитал про дёготь — не жмись, передай знакомым собачарам.
Теперь шерсть. Не самостоятельно разлетается по закоулкам, а Осман её выгрызает. Уже пустыня в области крестца. Сочится сукровицей, мокнет. Что за дела. Исследуем прилегающее к ране оволосение. Готово, поймали. Ничего подобного, не блоха. Напоминает вошь, но здоровенная голова. Шире груди.
Правильно, собачий власоед Trichodectes canis. Приобретаем лекарство, втираем в шкуру, заворачиваем пса в плёнку на три часа. Хоть бы пикнул. Всё понимает Осман фон Танненмайзе. Помывка моя, сушка естественным образом. И помогло: предварительно смазанная зелёнкой плешь произросла, к зиме не осталось и следа.
Уши домиком и правильная шерсть. Отчасти моя заслуга, но больше склоняюсь на пользу прогулок: часика три ежесуточно, не считая вечерне-утренних опорожнений кишечника и мочевого пузыря.
Уже я воспел в «Смычке над тучей» Посягаевку, но недостаточно. Зимой без лыж податься некуда, зато летом раздолье. Особенно с немцем. Ревностный служака, всю собачью премудрость превзошёл: „Лежать! | Cидеть! | Стоять! | Рядом! | Охраняй! | Фу! | Апорт!”
Превзошёл под руководством хозяйки, а я для него кто. Товарищ по несчастью, вот и всё. Последний в перечне приказ выполнял охотно, прочие запросто мог пропустить мимо ушей. Размахнись, рука, раззудись, плечо — ринется тотчас. Незабываемое зрелище, особенно по глубокому снегу. Бразды пушистые взрывая.
Частные домовладения преодолеваем на строгаче, потом воля. Поля, перелески. Народу никого. Знай рыщет. Полёвок научился ловить. Подкинет в воздух — клац зубами. Хотя строго-настрого я ему запретил: подхватишь заразу. Но голод не тётка.
Запомнились два приключения. Вот страшное. Веду по сельской местности, вдруг приближается к нам существо семейства кошачьих. Сейчас поймёшь, зачем такие завитки: приближается — и хвать Османа за морду. Всеми четырьмя лапами. Повисло на морде и урчит не по-хорошему. У меня столбняк от неожиданности, Осман то же самое. Рядом случилась опытная женщина из местных, совлекла зверюгу. Скорее, говорит, валите отседова и никогда этим проулком не ходи: плохо кончилось для предыдущих собачников.
А теперь забавный случай. Идём полями, вдруг вдали пыль и треск. Причём не один вздым пыли, а два. Треск принадлежит средству передвижения на трёх колёсах, рядом собака чёрного цвета. Приказываю Осману не двигаться, какое там. Далеко не всегда прислушивался, а зря. Потому что это был дог. Летит рядом с коляской, Осман айда на него. Короткий визг и удаляющаяся с треском пыль. Грудью сбил и не заметил, вот какое высокомерие. Возвращается наш Гастелло, с головы до ног в соплях. Не свои сопли, а догова пена перелетела на препятствие при ударе.
Значительная разница с предыдущим упадком, не так ли. Оборзел, что называется. Перехожу к упомянутому вскользь голоду.
Самая настоящая голодуха, вообще нет денег. Называется задержка заработной платы.
NB. Да, вот ещё вспомнил: мой прикид. Одежда, носимая поверх белья, так называемое во времена Гоголя партикулярное платье. Молодой человек недурной наружности, в партикулярном платье.
Ничего покупного, ни-че-го. Зачем тратиться, давай сошью сама. Просто невероятная рукодельница была милая и без сомнения хорошая Таня, сравнить не с кем. Все мои штаны, рубашки, куртки и даже рыбьего меха шуба — её рук дело. Вот в чём я добивался благосклонности главбуха страховой фирмы.
Как это дохлое дело, много ты понимаешь. Когда меня с ней сводили, понятия не имела, кто я и что я. Просто хороший человек. Плохих с двумя детьми не бросают, разве не так. Наверное, просто решила вызнать под благовидным предлогом, с чем едят порядочных. Про подонков, подозреваю, уже всё знала. Вызнать, и мягко дать отставку. Постоянно повторяла: „Не обольщайся, Володя”. Все бы так.
И вот мы впервые встречаемся и я провожаю её до остановки трамвая. Она мелет чушь, я то же самое. Волнение. А вдруг это судьба. Надо приоткрыть внутреннее содержание, потому что наружность и походка говорят сами за себя. Находит предлог сообщить, что её любимые писатели — Виктор Конецкий и Юрий Нагибин.
— Юрий Маркович?
— Вроде бы да.
— Юрия Марковича знаю, дома у него бывал.
Очень кстати этот ларёк, есть повод купить и задумчиво окутаться дымом. Вот тебе и порядочный. Врёт и не смеётся.
— Есть дарственная, так и написал: на память о встрече в Москве. Показать? Заодно и письма почитаешь. Его ко мне.
Готов повод к ним завалиться, к Анюте с Лорой. И я быстренько им воспользовался. Чтобы напроситься белить потолок. Ну и пройдоха. NB is finished.
Ладно уж, не голод. Назовём так: существеннное ограничение питания вследствие нарастающей задержки заработной платы. Даже переход на трёхдневку не помог, то же самое принудительные отпуска. В сталинских учреждениях на селе это называлось трудодни: попробуй не выйти на работу за вознаграждение когда-нибудь потом. То же самое займы. Забыл подписаться на светлое будущее — мало не покажется.
Оправдание нашего руководства такое: не оплачены отгруженные смежникам изделия темы «Фырк». Месяц не оплачены, два месяца, три, год, два года.
Или даже три, спроси у Песенцева. На месте Петрова я тоже доверил бы ему денежные потоки. До сих пор на них сидит. А Петров лежит. В земле. Тринадцать лет.
Мой подельник Петров, да. И ты ждёшь подробностей. Не устаю обещать вознаграждение твоему долготерпению.
Из всей головки «Стеклодува» той поры Песенцев был самый умный. Включая Михаила Васильевича Петрова, хотелось мне или нет. Считаю заслуженной правительственную награду, которую вручил ему Медведев. Вручил, надо поблагодарить. И давай Песенцев краснеть и заикаться, заикаться и краснеть. Медведев понимающе улыбнулся и пошёл вручать следующему.
Кто такой Медведев. Кукла Путина. Кто такой я. Властитель дум. Правительственную награду пронесут на подушечке, а потом безобразная попойка. Теперь смотри, чем воздаёт Молотилов: бесплатная путёвка в бессмертие.
Продолжаю о трудоднях. Лично мне грех жаловаться: не семеро по лавкам. Иван съехал, на ячневую крупу Осману как-нибудь наскребём. Даже на куриные лапы наскребём и на головы.
Наскребли, сварили. С наслаждением вычерпываем отвар, попутно пожирая глаза и головной мозг. Потом обгрызаем лапы. Остальное Осману.
Какая рыба самая дешёвая летом? Камский подлещик. Тут вот какая тонкость: бока. Подлещика в толстыми боками брать нельзя, наверняка ленточные глисты. Ну и что глисты. С отвращением удаляем, далее получасовая варка. Роскошная рыба, до сих пор приятно вспомнить.
Уже я поведал тебе два приключения с Османом, страшное и смешное. Теперь печальное.
Итак, за небольшие деньги приобретён опыт, сын ошибок трудных. Не проведёшь на мякине: до единого подлещики оказываются здоровёхоньки, то есть в начальной стадии заражения. Оптом, потому что дело случая, рыбак может утонуть по неосторожности.
Немедленно удаляем кишки, жабры и чешую, остальное в морозильник. Растягиваем удовольствие: по рыбке через день. Сегодня рыбка, послезавтра. Иной раз возьмёшь себя в руки: левый бок сейчас, правый — спустя сутки. Заранее предупреждаю, что в доме мусоропровод.
Ну и что мусоропровод, вываливать-то нечего. Лето в разгаре, картофельные очистки тю-тю. Таким образом, в мусорном ведре пусто. Не считая рыбьих костей.
Теперь вспоминай поперечный размер подлещика. Брюшные кости вон какие длинные. Ещё не полное ведро, зачем ноги трудить. Ведро стоит за дверцей в тумбе под умывальником.
Стояло, пока Осману не надоело сглатывать слюну вожделения.
Заработал трудодень, айда перекусить чем Бог послал. Называется говяжья жилка, например. Кило говяжьей жилки, завёрнутое в два слоя пергамента. Чтобы покупатель не выкобенивался, вот зачем два слоя. Разверните, хотелось бы оценить качество. Я вам не нанималась свёртывать-развёртывать. Удаляешь дома упаковку — батюшки, опять одно несварение желудка.
И вот я захожу в помещение для совместного с Османом приёма пищи. На полу пустое ведро в положении лёжа на боку. Запросто мог бы вернуть на место и даже прикрыть дверцу, только зачем. Этот жмот решит, что призадумался, вынося мусор на ночь глядя. Нет, брат, моя работа.
Остаётся замыть следы кишечного кровотечения и зарыть труп собаки, не так ли.
Как с гуся вода. Мои действия. Больше не препятствовать охоте на полёвок.
Всё рано или поздно кончается. Хорошее кончается рано, плохое — поздно. Поздняя осень, грачи улетели, лес обнажился, поля опустели. Поля опустели, пошёл снежок. Пора закругляться с невестой. Очень своеобразно понимает очередь на руку и сердце. После уборки урожая корнеплодов — ни гу-гу.
Звоню и беру самоотвод. Уже зная о положении в обществе, то есть о запросах. Отдай, предлагаю, меня бедным. Жалко, говорит, что ли.
Free. Free at last. Thank God Almighty, I am free. Именно в состоянии неограниченной свободы от жениховских обязанностей я и толкнул речугу на тонущем «Титанике». Впервые обратив на себя внимание Михаила Васильевича Петрова.
Ни одна жилка не дрогнула. Полная невозмутимость, полнейшая. Умейте властвовать собой. Один только я и ангелы заметили побагровение макушки.
Заседания СТК продолжаются. Но уже первый руководитель «Стеклодува» знает: этот, как его, — смелый парняга — раз, речистый — два, догадливый — три. Догадался сопоставить п. 3.1.3 Положения об СТК с порядком сменяемости руководства в самое шаткое для кресла время. Да какой изворотливый парняга. Не свергать призвал, а оказать доверие. Совершенно точно зная расклад. Спасибо Панину, вовремя пресёк.
Возвращаюсь к личной жизни. Наверняка тебе пригодится куда больше так называемой общественной. Итак, Анюта отдала меня бедным. То есть неимущим. А ну, кто поблизости неимущая по части мужей. Искать нечего: Анфиса неимущая. Сам когда-то пытался пристроить. У сослуживца погибла жена, дай сведу с Анфисой. Посиделки, потом оставляем наедине. Никаких последствий.
Звоню Анфисе: ты свободна? Вроде бы да, отвечает. Может, я на что сгожусь? Приезжай, соглашается.
И вот я сижу рядышком с Анфисой на её девичьей лежанке. Даже во сне представить себе невозможно такое с предыдущей невестой. Можно, спрашиваю, тебя поцеловать? Целоваться я люблю, отвечает. И вот и покрываю её поцелуями, сначала губы, потом шею, а заодно и грудь. Обнажённую, конечно. Даже во сне представить себе невозможно такое с предыдущей невестой.
Обнажённую по пояс. Продолжаю наступление. И нарываюсь на мягкий отказ.
Первый блин комом. Вчера позвонил, сегодня мягкий отказ. Наверняка женские дела. Целую в обратном направлении, она не спеша застёгивается. Взрослые люди, какие могут быть обиды.
Продолжаем прерванный этими глупостями разговор. Знаешь, спрашивает, кто я? Кто, любопытствую. Женщины, говорит, бывают женщины-матери, женщины-женщины и женщины-девочки. Остальное — одна видимость или подножка судьбы. У матери неизлечимое бесплодие, женщина постриглась в монахини, девочка ходит по рукам. Не имеет значения. Кто бы мог подумать, восклицаю. Ну так вот, продолжает Анфиса, я — женщина-девочка. Чтобы меня добиться, нужно потрудиться. Знаки внимания.
И я их тотчас оказываю, знаки эти. То есть приглашаю нанести ответный визит. Наносит. Чем Бог послал, но не куриные головы, конечно. И даже не подлещики. Называется рыба чехонь, пальчики оближешь. Если кто понимает в рыбе.
Заморив червячка, перемещаемся в спальню. Осман за нами. Тоже стосковался по ласке. Какое-то лакомство привезла ему в кулёчке. Душевная баба, сообразил пёс, в мгновение ока умяв. С такой не пропадёшь.
Подглядывать нехорошо, говорю я Осману, и оставляю шумно вздыхать за дверью.
Оказывается, страшно замёрзли ноги. Собачники меня поймут, особенно владельцы крупных пород: чем прохладнее в помещении, тем здоровее для питомца. Паровое отопление перекрываем, форточки настежь.
До сих пор, кстати говоря, у меня такое заведение. Люблю цветы на подоконниках, а вот поди ж ты: ни единого растения. На заслуженном отдыхе предстоит овладеть искусством бонсай. Разумеется, хвойные. Кедр, можжевельник, тис.
Так вот, мне эта прохлада нипочём, у Анфисы зуб на зуб не попадает. Декабрь уж на дворе, заметь.
Заметил, а я продолжаю производить впечатление на женщину-девочку: не укладываю, а усаживаю. Усаживаю, сам в ногах на скамеечке. Очень удобно греть её ступни на голом животе.
Сам понимаешь, какое пониже пекло. Поэтому довольно-таки быстро лёд растаял.
Растаял, и она мне говорит: ну вот, мне было плохо (п’уохо), а теперь хорошо (тепей хаашо). Ты меня проводишь (довольно передразнивать Сельвинского) до остановки? А как же, отвечаю. Но ведь шуба это одно, а зимняя обувь должна соответствовать погоде. С такой холодной кровью без валенок — просто безумие. Хочешь, привезу?
Привози, соглашается Анфиса. И я на следующий день притаскиваю ей валенки своей дочери, которая и думать забыла поздравить меня с наступающим Новым, 1997 AD, годом.
Вот я притаскиваю Анфисе валенки, и она с порога мне улыбается: присаживайся прямо здесь, на табуретке. Потому что на этом всё, милый. Знаешь, как приятно, когда приходят с цветами.
Действительно, вижу через дверной проём роскошные цветы. Стало быть, он соответствует, а я подкачал.
Взрослые люди, какие могут быть обиды. Валенки, говорю, всё равно моей дочери не нужны: в Москве зимой слякоть, да и не поймут. Возьми на память. Взяла. Мою голову в руки и поцеловала в маковку.
На этой высокой ноте, которую Илье Сельвинскому сроду не взять, и расстались. Все бы так.
Лично ты выкрутился бы? Способ Диогена не предлагай, сам знаю. Наверняка не все такие осведомлённые, позволь раззвонить. Покорнейше благодарю.
NB. Как известно, циник Диоген тёмное время суток проводил в бочке, а днём ходил с фонарём: искал человека. Я тоже циник, наверняка ты успел заметить. Циничное отношение ко всему на свете, не исключая себя.
В Сети полно высказываний моего предшественника, зачем повторяться. Острых мыслей полно, да что толку. Когда прижмёт, заёмным остроумием не спасёшься. А чем. Только примером из жизни.
Пример такой.
Диоген отрицал узы брака, но не одобрял половой распущенности. Не придумывай, это Сократ был содомит, а не Диоген Синопский. Диоген заявлял так: никаких случайных связей, только проверенная единомышленница.
Трудно встретить, но ты прояви настойчивость. Близкую по духу и привычкам подругу этот мыслитель отыскал в значительном отдалении от своей бочки, в другом даже городе.
Дома и солома едома, приходится удалиться восвояси. Легко представить радость их встречи спустя разлуку.
Обыкновенно делалось так: почувствовав желание, Диоген оповещал о нём свою единомышленницу письменно, и та отправлялась его навестить. Один раз навестила, другой, третий. Вдруг заминка. День ждёт свою ненаглядную Диоген, другой ждёт, третий. На четвёртый ненаглядная получает записку следующего содержания: „У тебя стройные ноги, а у меня умелые руки”. NB is finished.
Стремительная утрата самоуважения — и больше ничего. То есть в остальном я циник, но рукоблудие мне противопоказано. Без женщины ну никак, а они меня отвергают. Остаётся покончить жизнь самоубийством.
Два слова о праздновании Нового, 1997 AD, года. Как бы ненароком упомянутого заодно с валенками. Ничего подобного, важнейшее событие.
Легко представить, какое у меня настроение. Ладно бы справной Анюте, а то ведь и малоимущей Анфисе оказался не нужен. И денег ни копейки, последняя заначка ушла на чехонь. Придётся занимать у родителей. Без отдачи, да.
Тут вот какое дело: кровь из носу, но изволь дважды в сутки выгулять Османа. Вечерняя прогулка шаляй-валяй, но утром следует вывести ровно в шесть. А не то в половине седьмого лужа, сколько раз проверено.
Очередной вопрос: на какие шиши праздновать бой кремлёвских курантов. И не только у меня такая забота, а у всего «Стеклодува». Исключая так называемых шабашников и работников охраны, вошедших в преступный сговор с расхитителями хрусталя.
Руководство завода, понимая последствия срыва любимого народом праздника, умоляет Москву пособить. Москва долго раскачивается, но идёт навстречу: в конце года ждите.
Ждём конца года. Ждём-пождём, выкатилось тридцать первое число наипоследнего месяца. Утром ещё не время, в полдень тоже. Глядь — конец рабочего дня. Денег нет как нет. Буря возмущения: опять обман.
Не обман, а нелётная погода. Весь день пурга да вьюга, просто чудом приземлили самолёт.
Действительно, подкатывает к проходной броневичок. Подкатывает броневичок, выскакивают мордовороты со стволами, следом качки с наличкой в толстых сумках на ремне. Эту наличку полагается пересчитать и выдать раздатчицам, а уж они — нам. Долго ли, коротко, — управились. На часах 21.00 местного времени, заметь.
В подробностях помню, что приобрёл я на эти сто по нынешнему курсу рублей. Помню, но не скажу никому и никогда.
В шесть утра первого числа 1997 AD содействую отправлению естественных надобностей Османа, затем еду поздравить родителей. От вчерашнего стольника остался дым воспоминаний, но проезд оплатить наскребём. Потому не пешим ходом, что я с Османом обитаю в Посягаевке, а папа с мамой — на Гайве.
Воспетая мной в «Формуле Куликова» Гайва, совершенно верно. Здесь родился, пригодился и здесь хотел бы умереть. А Посягаевка — заводская слободка, подошла очередь и дали жильё.
И вот мы поздравились, после чего хорошо тебе знакомый Серёжа Молотилов прилёг вздремнуть, а мы с мамой бодрствуем. Звонок в дверь: соседка. Мама её безоговорочно впускает и они оживлённо чирикают, особенно гостья.
Глаз с меня не сводит, да каких выразительных глаз. Почирикали, соседка приглашает на пирог. Без промедления отказываюсь.
Это важное событие в моей личной жизни, отказ от пирога. Потому что я знаю: соседкина дочь Ольга самостоятельно воспитывает ребёнка, без мужа. Зачем эти приключения.
Важное, если не сказать важнейшее событие: впервые посетила мысль опуститься до матери-одиночки. Стал входить в ум, короче говоря.
Ну и что первоначальное отторжение этой мысли. Гонишь в дверь, а она лезет в окно. Всё-таки эта Ольга не была сброшена со счётов, а стала поводом к раздумьям.
Обязательно поделюсь, не ёрзай. В нужной властителю дум обстановке. А сейчас исполняю обещание раскрыть тайну внесения М.В. Петрова в список моих подельников.
Из коих, как ты успел узнать, двое ныне покоятся на Новодевичьем кладбище, М.П. Митурич-Хлебников (1925–2008) и Ю.М. Нагибин (1920–1994).
Согласно п. 4.3 Положения об СТК, его заседания проводятся не реже одного раза в месяц. Святое дело. Первая в наступившем 1997 AD году сходка была омрачена известием о бунте на корабле. Некоторые кочегары побросали свои лопаты и нагло заявляют, что шуровать в топках за палки отказываются. Палка это наклонная черта в графе табельного учёта рабочего времени, тот самый трудодень.
«Титаник» тонет, а они усугубляют. Что будем делать. Живых денег не предвидится, один бартер товарами народного потребления. А врать уже стыдно. Представить себе не можете, как стыдно врать народу, говорит Михаил Васильевич.
Следует пояснить, кто не оплачивает отгруженные нами изделия. Смежники, да. Смотрим, кто такие наши смежники. Точно такие же предприятия с государственной формой собственности, что и мы. Наш «Стеклодув» имеет к своему гордому имени довесок из четырёх букв: ФГУП. То же самое и смежники: все без исключения царёвы слуги. Следовательно, задолжал нам не частник Разуваев, а казна.
И вот один из собравшихся поднимает руку, то есть просит слóва у председателя СТК. Очкарик в телогреечке.
Председатель, разумеется, не Михаил Васильевич Петров. Но почему-то пиджачная ¼ общего количества членов Совета постоянно кучкуется близ него, а спецовки, комбинезоы и телогрейки рассеяны поодаль. Называется зал заседаний, вот почему рассеяны. Сороконожка из приткнутых торцами столов, не сразу разглядишь мою поднятую руку.
Но вот председатель СТК её разглядел и предоставляет мне слово. И я его произношу:
— Самосожжение.
Был у нас такой Шишкин, вот кто надоумил. Труп Шишкина обнаружили на полянке в лесочке. Никакой записки. Облился и чиркнул зажигалкой. Жест отчаяния. Семью кормить нечем или на лекарства денег нет.
А меня, как было подробнейше тебе доложено, никто не любит. Почему бы не уйти. Хлопнув дверью. Прямо у проходной. И чтобы это засняли.
И вот я произнёс это слово. Минута молчания, потом голос Михаила Васильевича:
— Кого сжигать будем?
Вопрос ко мне. И я отвечаю:
— Меня.
Нет, дело не в храбрости и не в последствиях („Тот, кто размышляет о последствиях, тот не храбр”). Последствия будут однозначны: Ваш обгорелый труп ничего не изменит, никого не накормит, а лишь покроет шрамами юные души (вспомните о своих детях!).Гробовая тишина. Как-то все насупились и потупились. И опять голос Михаила Васильевича:
— Это не выход.
Сразу народ оживился: разрядка напряжённости. У всех, кроме очкарика в телогрейке. Я, между прочим, слов на ветер не бросаю. Могу и без одобрения обойтись.
И вот они зашевелились, а Михаил Васильевич продолжает.
NB. Прежде, чем воспроизвести его слова, считаю своим долгом напомнить, что не одобряю сквернословие, так называемый русский мат. Гнилые слова. Запросто можно ругаться прилично, было бы желание. NB is finished.
— Давайте лучше ебанём по Завидово. Со стенда. Заложим координаты — и пошла.
Не то что насупились и потупились, а как-то все сжались. Михаил Васильевич возвёл, по своему обыкновению, очи горе, губы решительно сжаты. Невозможно догадаться, шутит или придётся исполнять.
Заседание расширенное, присутствуют приглашённые. Легко догадаться, кем. Лично я на месте первого руководителя на подобные мероприятия обязательно прихватил бы заместителей. Ум хорошо, а два — лучше. И приглашённый Песенцев выказывает мужицкую смётку:
— А он в Горках.
NB. Ельцин, да. Который не просыхал сроду никогда. Плавали, знаем. У известного тебе Серёжи Молотилова есть двоюродная сестра Ольга. Молотилова Ольга Григорьевна 1939 г.р., бывший главный бухгалтер Свердловского обкома КПСС. На её глазах происходило. Вот Горбачёв с подачи Лигачёва переводит Ельцина в Москву. Слёзы расставания с любимым руководителем, Ольга Григорьевна то же самое. Спустя год Борис Николаевич приехал в ещё не переименованный Свердловск по делам, а потом возвратился в столицу. Не навестив обкомовских. Тут-то, говорит Ольга Григорьевна Серёже, я и поняла, что это за человек. NB is finished.
И давай все улыбаться да переглядываться: гроза миновала. И впрямь: то Завидово, то Горки-9.
NB. Никакой разницы, где за воротник лить. Главное, чтобы Таня гребешок не потеряла. Делается так: у папы головка бо-бо после вчерашнего. Кладём головку на колени, в руке заветный гребешок. И ну расчёсывать папины волосики, ну расчёсывать. Головка на боку, папино ушко вот оно. И она знай напевает, знай напевает. Про Березовского | Чубайса | Абрамовича | Гусинского. Да мало ли неотложных дел в государстве. NB is finished.
Гроза миновала, то есть о первом раскате грома все и думать забыли. Кроме громыхалы. Продолжаю готовить аутодафэ, как выразился мой друг Мамаев.
Всегда у него так: слышал звон, да не знает где он. Auto de fe называется торжественное сожжение еретиков или вредных сочинений по приговору, а не добровольный Шишкин. Если оставить у Мамаева за скобками его задор невежды — душа-человек. Нежно люблю.
Неукротимый задор невежды, но приходится признать: насчёт парней со спичками попал в яблочко. Никто из свидетелей проишествия не давал обет молчания на жадные расспросы товарищей спустя заседание. Когда деньги. Опять после дождичка в четверг, вот гады. Что, так и сказал? А, знаем этого мужика. Жена бросила. Постоянно со своим шелудивым псом, постоянно. Ещё бы крыша не поехала. А ведь это мысль. Проверь-ка, Паша, его на вшивость.
И вот Паша Бяков спрашивает меня: да самом деле собрался или свистишь? Конечно, говорю, на самом деле. Заснять, потом обнародовать.
Тогда, говорит Паша Бяков, сделаем так: мы тебя намажем теплозащитным покрытием, а после съёмок быстренько потушим. Здорово, говорю, придумано, давай.
Как же я его пошлю по матери, когда без посторонней помощи не обойтись. Кто-то должен запечатлеть и раззвонить. Покрытие, ишь ты. А лицо. Всё равно будут ожоги, а ходить за мной некому.
Но это раньше посиделки СТК были не реже одного раза в месяц, теперь собирают куда чаще: тонем, надо руководству с кем-то разделить ответственность. И вот, пока Паша Бяков строит мостики на теплозащитное покрытие, трах-бах: созыв. И я отправляюсь в этот зал заседаний, где соконожка столов.
Никаких приятных известий, одни только разговоры в пользу бедных.
Но это было последнее заседание СТК, никогда больше не собирали. Потому что народ побрёл восвояси, а меня Вася Подхваткин просит задержаться: Владимир Сергеевич, останься на пару минут.
До сих пор так его зовут: невероятная моложавость. Никакой не Вася, а Василь Палыч.
Потихоньку все рассосались, и вот мы с Василь Палычем наедине в зале заседаний.
Давние знакомые. Ещё как он меня при Посягаеве двигал, ещё как. Первый заместитель по кадрам и режиму. Полгода моё личное дело не сходило у Подхваткина со стола: вознамерился посадить на заводскую ремеслуху. Ещё Посягаевка называлась Балмошная, вот как давно мы знакомы с Василь Палычем.
На ремеслухе останавливаться смысла нет, потому что я дал согласие в целях ускоренного решения жилищного вопроса, а меня так и не утвердили. И это хорошо. Всё равно жильё получил, а здоровья эта ремеслуха поубавила бы ого-го: Балмошная славилась малолетней шпаной, то же самое и Посягаевка. Пьяный вечером не ходи, обязательно дадут по башке и обчистят.
То есть я заранее знал, что разговор будет о назначении. Наверняка дело было так: Михаил Васильевич попросил Василь Палыча принести моё личное дело, а тот говорит: зачем, я могу прямо сейчас доложить. И пересказывает содержание, кое-что добавив от себя.
Теперь главный вопрос: Петров или Песенцев первый про меня догадался. Мнения в голове разделились поровну, поэтому не возьму греха на душу обидеть ни того, ни другого. Да и некогда: уже Василь Палыч ставит вопрос ребром: согласен или кишка тонка.
Считаю прямым оскорблением сомневаться в твоей догадливости. Наперёд известны последствия: перейдёшь в стан врага. Мне это надо? Вполне обойдусь.
Разумеется, Василь Палыч предлагает повторить подвиг Азефа.
Чтобы освежить, набери в строке поиска это имя, а я тебя напутствую словами Владимира Маяковского: Пришла. / Пирует Мамаем, / задом на город насев. / Эту ночь глазами не проломаем, / чёрную, как Азеф!
Вот почему я сгустил краски на вводном изображении куриных лап. Никакие не попугай с попугаихой, а предмет нашего с Османом препирательства. Роскошная жратва, если кто понимает.
