В. Молотилов

Cai Guo-Qiang (b. 1957 in Quanzhou City, Fujian Province, China. Lives and works in New York since 1995). The Rent Collection Courtyard. The wooden fixture, wire matrix, clay, glass eyes, cord. Piece of exposition of an Personal Exhibition «Hanging Out in the Museum» in Taipei Fine Arts Museum, Taiwan (21.11.2009–21.02.2010)

Веха

Продолжение. Предыдущие главы:
5. Посевная

Bukvitza iвсё-таки «Посевная», как обещано.

И опять Цай Го-цян (Cai Guo-Qiang; b. 1957 in Quanzhou City, Fujian Province, China; lives and works in New York since 1995). Почему столько внимания этому китайцу? Не внимания, а любви. Нежно люблю.

Сердцу не прикажешь: любимый деятель современного изобразительного искусства.

Почему бы не сказать ‘художник’, зачем эти завитки. Затем, что художник обходится малым, а Цай орудует с размахом. И я орудую с размахом, родственные души.

Ну и что родственные души. Степень родства и угроза, исходящая от деятеля искусства — разные вещи. Вопрос: чьи замашки опаснее — Цая или мои. Приходится признать, что не мои. Простой пример: я во главе государства Российского. Разумеется, направление главного удара — мексиканская дурь (tobacco smoking | Den amerikanischer Tabak | tabac à fumer | tabacco da fumo | tabaquismo). Теперь Цай Го-цян у руля Поднебесной. Направление главного удара — северный сосед. Оттяпает землицу по Урал для возделывания сои, чумизы и гаоляна — раз, остальная Московия платит дань красивыми девушками — два. Красивая девушка переводится рост 185 см и выше.

Однако же Господь не без милости: Цая на пушечный выстрел не подпустят к китайской границе. Не дураки сидят. Почему руководство КНР постоянно домогается взять под свою руку Тайвань? Чтобы Цай перестал приезжать туда из Америки, где он скрывается от китайского правосудия. Попомните мои слова: еще одна его выставка в Тайбее (Taipei | Taipeh) — всё, мировая война. Очевидная последовательность: 1. вторжение морской пехоты НОАК на остров; 2. незамедлительное заступничество дяди Сэма за местное население; 3. обмен ядерными ударами. Пекин, Шанхай и Гуанчжоу в руинах, то же самое Нью-Йорк, Вашингтон, Новый Орлеан, Чикаго, Филадельфия, Хьюстон, Балтимор, Бостон, Даллас, Оклахома-Сити, Канзас-Сити, Кливленд, Питсберг, Сан-Антонио, Милуоки, Сан-Диего, Сиэтл, Литл-Рок, Сан-Франсиско, Лос-Анджелес, Детройт, Анкоридж и Энн-Арбор.

Хорошо это или плохо? Очень плохо, потому что в Тайбее заквасят, на Урале испекут. Отсидеться не удастся. Хотя Цай вовсе не у руля Поднебесной, прошу заметить. О-хо-хо.

Подослать к нему киллера, что ли.

Cai Guo-Qiang (b. 1957 in Quanzhou City, Fujian Province, China. Lives and works in New York since 1995)     Playing off the temporal and spatial displacement between the original and the reproduction, Cai’s piece draws attention to the ultimate insignificance of human constructions, however grand their intent. It can be read on many levels, pointing to the futility of individual effort (the installation is intended to disintegrate before being completed) as well as to the ultimate failure of China’s movement to create an ideal Socialist state (the installation marks the end of the Socialist Realist sculpture tradition in China). In addition, there is a sardonic twist, as a monument of Socialist Realist sculpture is coopted for the entertainment of a bourgeois and largely Western audience, with (obviously) great success!
      During China’s Great Proletarian Cultural Revolution, the «Rent Collection Courtyard» was acclaimed a model sculpture in the service of the revolution. The first version of this sculpture, completed in 1965, consisted of a series of life-sized clay figures arranged in the mansion of a former landlord. The figure of the landlord dispassionately surveyed an array of starving peasants struggling to pay the portion of grain demanded as rent, including mothers carrying babies dressed in rags, and other pathetic figures indicative of the horrors of life under the former feudal society. An anonymous collective created the sculpture, which was then reproduced for display in major cities throughout China, with additional sets sent as gifts to Albania, North Korea, and North Vietnam. Aside from the ubiquitous statues of Chairman Mao that appeared throughout China at this time, no other sculpture approached the prominence of the «Rent Collection Courtyard».
      Cai Guo Qiang commenced work on his reproduction of the «Rent Collection Courtyard» in early 1999. Enlisting the help of a crew of nine Chinese sculptors, one of whom — Lone Xu Xi — had worked on the original «Rent Collection Courtyard» as a youth, Cai filled a barn-like room in Venice’s Arsenale with the activity of recreating the original installation. For Cai Guo Qiang, the emphasis was on the process of replication, rather than the finished product: the team of sculptors created frameworks of wire and wood for most of the figures, but completed only about half, filling out the forms with the addition of clay and glass eyes. For props, they used whatever disused machinery was readily available, mimicking the practice of the earlier team of sculptors.
     Cai Guo Qiang’s version of the sculpture will not outlast the summer. The clay will dry out, crack, and fall off the wire matrix. In producing what is almost certain to be one of the final sculptures in the Socialist Realist manner, Cai Guo Qiang has coopted that style in order to create a metaphor for the failed promise of socialism in China. Superficially it appeared to work, but in the end, it crumbled. Although this is a powerful message, Cai’s sculpture does not have a didactic purpose. It is an open-ended work, and there is no expectation that all members of its audience will derive the same meaning for it. Some viewers will grasp thevarious levels of impermanence represented there. Others will pick up on the irony of a work created by an anonymous collective being recast for the glory of an individual artist. And some will recognize in themselves a reflection of the very bourgeois capitalists denounced in the original sculpture.
www.chinese-art.com/Contemporary/volume2issue4/Other/other2.htm
by Britta Erickson

Май Митурич (1925–2008). Басня Крылова «Ворона и Лисица»Наконец-то у меня, лишённого нравственных устоев, и у вас, порядочных людей, появилась точка соприкосновения: борьба за мир. Хочешь мира — готовься к войне. И как же мы будем готовиться к войне, безнравственный я и вы, люди чести? Очень просто: скинемся на киллера для Цая. Кто сколько может. Volksrussische Бирюков может в евро. Не может в евро — может в у.е. Не может в у.е. — может уё nach Zaum.

Ладно, пошутили. Дело не в Цае, а в The Rent Collection Courtyard. Присвоение плодов чужого труда, совершенно верно. Производят низы, потребляют верхи. Труженик с налобной повязкой подвозит, а детина в шляпе изымает. Так было, так есть и так будет.

Чтобы трудовой пот не заливал глаза, вот для чего повязка. Мысленно 1. её снимаем, предоставляя вихрам свободу самовыражения; 2. чеховскую бородку расстригаем в тургеневскую; 3. надеваем очки, водолазку и вельветовый пиджак цвета darkgoldenrod. Вылитый Май Митурич начала 80-х, я тоже так подумал.

Переводим взор с тачки влево. Ничего не видать, какая-то упряжь или сбруя. А, понятно: Митурич правит, осёл тащит. Или мул.

Что не мул, тому порукой шестеро внуков. Насчёт осла — дело тёмное. Если приглядеться, оглобель-то нет. Или дышла. Пристяжной доброхот. И без меня допёр бы Митурич свою тачку. Двумя-тремя перекурами больше, подумаешь. Управился же Спаситель с крестом, донёс до Голгофы.

     NB. Помог Симон Киринеянин, совершенно верно. Случайный прохожий: шёл домой с поля. Спаситель изнемог и упал перед самым Лобным местом. Ни один еврей не желает взвалить на себя древо казни. Евреи не хотят, римские воины тем более. Поэтому хватают случайного прохожего: пособляй, а то наподдаём. И мечами лязгают в ножнах для острастки. Не наш случай, я тоже так подумал. NB ist beendet.

Переводим взор обратно с упряжи на тачку. Какие-то мешки. А, понятно. Цай напихал туда мякины вместо риса. Называется кукла.

Поправил бы я тебе улыбку, парень. Как за что: за куклу. Не знаешь — не толкуй. В мешках не мякина (an old bird is not caught with chaff), а единицы хранения. Одна тысяча единиц хранения.

Знакомое число, не так ли. Дар Мая Митурича музею Велимира Хлебникова в Астрахани, вот именно.

Двумя-тремя перекурами больше, подумаешь. Подумаешь — и скажешь: дорого яичко ко Христову дню | дорога ложка к обеду, а там хоть под лавку | хоть бы пёс, да яйца бы нёс | хотя на час, да вскачь | летний день год кормит. Что-то не видать подручных близ труженика с тачкой. Ни подручных, ни пособников. Это сейчас отцов-основателей Музея не перечесть, а в начале восьмидесятых именно так и было: Митурич и этот, как его. Наладчик, да.

Зачем я буду что-либо доказывать, ещё не хватало. Предаваться сладостным воспоминаниям и кол на твоей голове тесать — занятия разной привлекательности. Ну вот, и этот побежал на кухню за сковородкой на череп. Шуток не понимает. О люди, о природа, жалким и подлым вы меня создали! Проклятье быть безобразным, проклятье быть шутом прэзрэнным! И всю жизнь, и всегда должен смеяться я, утешенья искать не cмея в слезах моих! Риголетто, да. Но я же не Риголетто.

Rigoletto
Chi sa? ¦ Как звать?
Sparafucile
Sparafucil mi nomino. ¦ Спарафучиль зовут меня.
Rigoletto
Straniero? ¦ Иностранец?
Sparafucile  (per andarsene) ¦ (удаляясь)
Borgognone. ¦ Бургундец.

Вопросы в пространство продолжаются. Вопрос первый: видел ли кто-нибудь Господа Бога. Ответ: видели — раз, беседовали — два, продолжают курс лечения — три. Вопрос последний: как выглядит создатель сайта ka2.ru. Правильно, никак не выглядит. Человек-невидимка.

И вот человек-невидимка предаётся сладостным воспоминаниям. Этим и выдавая себя. Звуки, да. Но ты подумал на самодовольное урчание. Таки нет, совершенно иная природа сотрясения воздуха: костяшками незримых пальцев о невидимую бестолковку. Переводится так: если бы молодость знала, если бы старость могла. Досада, короче говоря.

Недостаточная настойчивость в достижении поставленной цели — вот что вызывает у меня досаду. Лень, одним словом. Лично моя старческая лень. Куда мне старикашке до меня юнака. Прикуривать можно было, вот какой пылкий.

Митурич, кстати говоря, так и делал. Весь, бывало, в поту от бесполезной беготни, аж спички затопило. Я-то на что. Но прикуривать об меня Митурич сообразил чуть позже, а сейчас отрывок из его первого по счёту письма, уже обнародованного в предыдущей главе.


     Зная Вас, я не удивляюсь Вашему желанию написать статью, равно как и Вашей горячности.
     Но, по правде говоря, я во многом не согласен с Вашей статьёй.
     В частности, я категорически против тех мест, где Вы прямо или косвенно ссылаетесь на наши с Вами частные разговоры (то же и с Андриевским), на неопубликованные рукописи и т.д. На не свершившиеся факты (мемориал, зарубежные будущие издания).
     Настаивая на таких ссылках, Вы потеряли бы моё доверие.
личная печать М.П. Митурича (1925–2008)

Чтобы сделать шаг вперёд, следует вернуться в The Rent Collection Courtyard, к труженику с тачкой в целом. То есть не к одному толкачу, но и к тяглу стачки.

В. Молотилов (род. 1954). Автопортрет. Бумага, тушь. 1981 г.

Никакой описки, ещё не хватало. Именно стачка: действие по глаголу ‘стакнуться’ — тайный взаимный сговор, соглашение для достижения какой-нибудь общей цели. До такой степени тайный сговор, что стакнутое с Митуричем тягло — невидимка: верёвочная упряжь налицо, а меня как бы и нет вовсе. Не попал в кадр.

На нет и суда нет, приходится придержать горделивые намёки на Симона из Киринеи (Simon the Cyrenian), первого крестоносца. C мулом худо-бедно разобрались, остаётся осёл. В переносном смысле, да. Не ишак (Equus asinus), а дурак (make an ass of oneself | pezzo d’asino!)

Дураки бывают разные. Бывает дурак из народной мудрости, как то: дураками свет красится | дуракам закон не писан | пьяный проспится, дурак — никогда | услужливый дурак опаснее врага | заставь дурака богу молиться, он и лоб расшибёт | дурака работа любит, а дурак работе рад | дурная голова ногам покою не даёт | дурака бьют, а умный не суйся | на дурака не нужен нож — ему немного подпоёшь, и делай с ним что хошь | один дурак — это один дурак; два дурака — это три дурака. Но бывает и вменяемый дурак: затмение нашло | моча в голову ударила | крыша поехала | с катушек соскочил | мне б посылочку обратно etc.

Наконец-то ты догадался, чем Цай отличается от Мая. Никакого размаха у начальной эМ, вот именно. Ни-ни. Как бы не наломать дров. Не хвались, идучи на рать. Остёр топор, да и сук зубаст. И тому подобные предосторожности.

При этом наша дружба (не с Цаем, а с Маем) длилась без малого двадцать лет. Стало быть, доверия человек-невидимка не потерял. Таким образом, из перечисленных пословиц и крылатых выражений про дураков подходит лишь одно: „Мне б посылочку обратно!”

Значит, нужные книги ты в детстве читал. А гоголевским Петрушкам растолкую: в состоянии крайней восторженности, доходящей до умоисступления, Остап Ибрагимович Бендер отправил в Наркомфин РСФСР малой скоростью все свои сбережения, но спустя раздумье стал умолять почтового работника вернуть посылку, см. И. Ильф и Е. Петров. «Золотой телёнок», глава XXXV. Хочу произвести довложение, мол. А потом его до нитки обобрали румынские пограничники. Отсюда вывод: не мешай пресное с кислым.

Если Остапа Ибрагимовича уважал сам Паниковский, то что говорить обо мне. На руках бы носили с Шурой и Адамом Козлевичем, пылинки сдували наперебой. Потому что посылочку я отправил с предварительным досмотром на таможне. Таможня добро не дала, см. угрозу отказать в доверии, то есть прекратить знакомство. Выделяю белым по чёрному, оно того стоит.


Настаивая на таких ссылках, Вы потеряли бы моё доверие.

Оно того стоит: предводитель, всему голова и ума палата — вот как это называется. Грамотно распорядился юнацким задором и горячностью. Не просто пригрозил, а обоснованно пригрозил. И без грубостей, чтобы задор не оскорбился.

Лично я так не умею, о-хо-хо. В общении с кем бы то ни было — вылитый Пётр Васильевич Митурич, цепной пёс Велимира Хлебникова. Но ведь Май Митурич его сын, откуда эта мудрая осторожность. От мамы Веры, вот откуда. Хлебниковская повадка.


     NB. Велимир Хлебников — недосягаемый образец мудрой осторожности, если кто не знает. Никто не знает, все пробавляются враками о его неблагоразумии. Ничего себе мудрая осторожность: трижды запирали в дурдоме. И тому подобное.
     Получай отповедь Митурича-отца: врёшь, сволочь. Это ты на каждом шагу совершаешь дикие поступки, а не Хлебников. Это ты без царя в голове. Это ты жертвочка самообмана. NB ist beendet.


Вот и не верь Будде. А может, я его воплощение, Петра Васильевича. Но тогда получается, что Май — мой сынишка.

Сынишка или нет, но пригрозил как старший в доме.

Но больше никогда не брал на испуг. Ни единой колкости, подковырки, язвы и даже ни единого упрёка. Ни сучка, ни задоринки (wie am Schnürchen), пока я не напомнил ему о своих давних проказах, имеющих прямое отношение к предмету разворачиваемого ныне повествования — Вехе.


     NB. Железная причинно-следственная связь (cause-and-effect relation): посеешь поступок, пожнёшь судьбу (you must reap what you have sown). Не будь этих проказ — молчок о Вехе. Ни гу-гу о Вехе. Полный рот воды о Вехе. Моя хата с краю, ничего не знаю | слово — серебро, молчание — золото | скажешь правду — потеряешь друга | мудрая голова — короткий язык | молчи — за умного сойдёшь | Москва молодцов видала | полегчало нашей бабушке — пореже стала дышать.
     Лучше горькая правда, чем сладкая ложь: не проказы, а стыд и позор (a sickening stench). Лично мой стыд и позор. Неча на зеркало пенять, коли рожа крива | пустили козла в огород | аки тать в нощи | волк в овечьей шкуре | чёрного кобеля не отмоешь добела.
     Посеял стыд и позор, пожал нескладную судьбу. Где правда, там и счастье | нет дыма без огня | каков есть, такова и честь | на воре шапка горит | вольно чёрту в своём болоте бродить | умён, как поп Семён: книги продал, да карты купил, забился в овин да играет один.
     Ещё раз, ещё раз: вся, до последней запятой, моя писанина о прозвищах и кличках Велимира Хлебникова — следствие неблаговидного поступка. Без которого наглому произволу присяжных оценщиков 1. некому было бы противостоять; 2. нечего было бы противопоставить. Негодяй бьётся за правое дело. Бескорыстный подонок. Мерзавец-правдолюб. Ну и ну. Хлебников шутит, короче говоря. Со мной шутит — раз, мной шутит — два. NB ist beendet.


Уже было сказано, что последнее письмо Митурича до сих пор не распечатано. Наверняка закавыристая хохма, натощак не въехать. Мне или Маю не въехать — покамест покрыто мраком неизвестности. Прилюдно вскрою, как обещал. Допрежь того — предпоследняя весточка с Брянской:


М.П. Митурич-Хлебников (1925–2008)          В твоём последнем письме, Володя, напрасно ты напомнил о том эпизоде, когда обнаружилось, что злоупотребив доверием, без спроса ты копался в семейном архиве, письмах и т.д., да ещё делал выписки.
          Тем более, что попросив разрешение, наверное, ты получил бы его от меня.
          Но так! Представь себе, что ты обнаруживаешь, что кто-то тайно, без ведома твоего, перебирает твои черновики, рукописи, письма, делая для каких-то своих целей выписки.
          Думаю, ты ощутил бы тот мерзостно-кислый вкус во рту, который я и теперь, при твоём напоминании, ощущаю.
          С годами я подзабыл об этом инциденте, да и тебе тогда, по молодости лет было это как бы простительнее.
          Тем более, не следовало бы напоминать об этом теперь, да ещё с эдакой молодцеватой игривостью.
          Не мальчик уже, шаловливый…
М.М.
17 января 2001.


личная печать М.П. Митурича (1925–2008) личная печать М.П. Митурича (1925–2008) 


Ино дело покаяние, ино дело попрёк. Сказать „мерзавец | негодяй | подонок” о себе — одно, услышать „в моём рту мерзостно-кислый вкус от тебя” — другое. А мерзостно-кислый вкус от тебя все двадцать лет дружбы семьями — и вовсе особь статья. Раньше я этот вкус тщательно скрывал: с паршивой овцы хоть шерсти клок | не плюй в колодец, пригодится воды напиться | запас карман не тянет. Теперь ты лишний на пиру — накося.

После такого ушата ледяной воды я обвиняю шутника в злорадстве. При чём тут Митурич, Велимира Хлебникова обвиняю. Второй десяток лет разменяли стоны и вопли. За что, господин мой. Я ли не прилежный раб. Или ты дух злобы, а не звонкий вестник добра? Или ты чёрт с бородкой, а не святче божий?

Подробности впереди, чуточку терпения. Увлёкся и потерял нить повествования, сам вижу. Но эта потеря уже в прошлом. Последовательность и ещё раз последовательность, ибо проявление недовольства Митурича мной равно удалено как от начала 80-х (die Zeit meiner Sturm und Drang nach Erleben), так и от попа Семёна (meine Gegenwart). Забился в овин да играет один, вот именно. Die Muster der Spielkarten siehe hier:

Расстрига или нет — пёс его знает. Отшельник и молчун. Помалкивает, но раз в месяц выходит к людям. По первым числам. По первым числам душа нараспашку. Ныне глаголаше: cтавка на туз червей. Палеорусла, совершенно верно. Следите за обновлениями сайта.

Всякому овощу своё время, а первое письмо Митурича наверняка будет превратно истолковано торопыгами и попрыгунчиками. Сам вижу: непонятка. Что за статья, с отдельными положениями которой предводитель и всему голова решительно не согласен?

Содержание пересказывать не буду, а заголовок такой: «Заступиться за Хлебникова». Можно, конечно, назвать статьёй, но по сути — письмо в «Литературную газету» (далее ЛГ). Отстучал на машинке и отправил для согласования на Брянскую.

Почему-то в ЛГ, а не председателю правления СП РСФСР Сергею Михалкову, как недотёпы-астраханцы с их челобитной, см. главку «Долгий ящик».

Уже было сказано, что не туда писали — раз, не те писали — два. Начну со второго: кто должен был возмутить стоячие воды. Главный человек великой страны, вот кто.


Государственный герб СССР     NB. Страны этой давным-давно нет, молодёжь о раньшем времени понятия не имеет, поэтому беру на себя смелость напомнить: в начале восьмидесятых годов прошлого века все мы твёрдо знали, что власть в СССР принадлежит народу. Не народонаселению вообще, а народу-труженику, собственноручно (eigenhändig) создающему блага (Werte schaffen), насущность коих отметает малейшее сомнение в их значимости, не говоря о покушениях на переоценку.
     Следует отметить, что священники, учителя, врачи, художники, научные работники, счетоводы, die Bibliothekar, die Apotheke, die Krankenwärterin, die Informationsbürosarbeiter, die Anzeigenbüroarbeiter, die Bestattungsanstaltarbeiter, die Buchgestalter, die Bildhauer, die Architekten, die Musiker, die Ballettänzerinnen, die Jockeis, die Drehbuchautoren, die Planetariumarbeiter, die Sportler, die Trainers, die Sportreporter, die Arbeiter des Telestudios, die postalischen Angestellten, die Staatsanwälte, die Briefträger, die Redakteur, die Korrektoren, die Kunstkritiker, die Theaterkritiker, die literarischen Kritiker, die Filmkritiker, die Zensoren, die Souffleure, die Maskenbildner, die Presseattache, die Kuriere, die Friseure, die Maniküre, die Pediküre, die Ansager, die Drehbuchautoren, die Waisenpfleger, die Spionageabwehrsmitarbeiter, die Masseure, die Standesbeamte, die Notare, Professionell bettelarm, die Schwarzbrenner, die Heiratsschwindler, den Zigeuner, die Polizisten, die selbständiger Kleingewerbetreibende, die Astrologen, die Schmuggler, die Gangster, die Veranstalter der Totalisator, die Falschspieler, die Spielhöllebesitzer, die Prostituierten, die Kupplerinnen, die Rauschgifthändler, die Schwarzhändler, die Meteorologen, die Fluglotsen, die Schürfer, die Eichamtarbeiter, die Programmierer, die Privatgutachter, die Privatanwalt, die Privatglaubiger, die Hausmeister, die Fahrstuhlaufsicht, die Garderobenfrau, die Kellner, судомойки, дворники, пожарные, пловцы-ныряльщики Общества спасания на водах, бойцы гражданской обороны, лесничие, военнослужащие всех званий и родов войск, следователи, судьи, таможенники, землеустроители, банщики, бакенщики, смотрители маяков, циркачи, певцы, чтецы-декламаторы, чечёточники, руководители кружков художественной самодеятельности, скорняки-надомники, швеи-надомницы, товароведы, холодные сапожники, продавцы, рубщики мяса, настройщики роялей, расклейщики афиш, мойщики окон, гостиничные портье, горничные и уборщицы, полотёры, управдомы, сотрудники вневедомственной охраны и питомников служебного собаководства, гадалки, колдуны, волшебники, нянечки и воспитатели детских ясель, садов и приютов, заключённые, стрелки ВОХР, тюремные надзиратели, мастера производственного обучения ИТЛ и т.п. граждане назывались тогда прослойкой, и поэтому ровным счётом никакой властью не обладали.
     Исключение составляли писатели, да и то не все, а лишь так называемые властители дум. Включая Сергея Михалкова, понятное дело. Но даже и над Михалковым главенствовал нерушимый союз рабочих и крестьян. Любому понятно, зачем эти орудия труда на гербе страны: Серп означает сельское хозяйство, Молот — промышленность Советского Союза. Теперь следи за мыслью.
     В детстве прилипали ко мне самые невероятные клички, один только Молот казался поделом: сокращённое родовое прозвище. Чтобы не казалось, надо креститься — раз, краткая молитва достигает небес — два. Но здесь не тот случай. Больше смахивает на слив ребёнка вместе с помоями. Младенца выплеснули спьяну, родовое прозвище Молотилов сократили сглупа. Ибо при ближайшем рассмотрении кличка Молот не пришей кобыле хвост: ‘молотом’ обыкновенно бьют | лупят | ударяют | стучат, в то время как ‘молотить’ значит обмолачивать | лущить | отшелушить зерно. Англичане это дело понимают так: ‘thresh’ — выбивать зёрна из колосьев; ‘thrash’ — ударять, колотить. Простейшая перегласовка, и кончен разговор. Не рассусоливают.
     С другой стороны, ‘молот’ и ‘молотить’ — однокоренные русские слова, это неспроста. Неспроста до такой степени, что Молотилов может вручную отшелушить от половы сусек ржи, а спустя раздумье отковать какую хошь диковину в кузне. Балдину | Кувалдину | Кузнецову | Ковалёву | Ковальчуку | Коваленко | Битову | Баху не с руки, а Молотилову — раз плюнуть. Это и есть нерушимое единство Серпа и Молота, если без головокружения от успехов и перегибов на местах называть вещи своими именами.
     Мне возразят: при чём тут Серп, когда налицо молотьба | обмолот. „Веселей нет поры обмолота” — одно, „Только не сжата полоска одна, / Грустную думу наводит она” — другое. Отвечаю. Смотря какой умолот | вымолот. Если кот наплакал, то никакого веселья — раз, жнут исключительно бабы — два. Жнёт лично твоя жена, если ты Молотилов, а не Тургенев. ‘Жена’, ‘жать’, ‘рожь’ и ‘рожать’ — одно смысловое поле. А жена у Молотилова кто? Не дядина Полина Виардо, а мужняя вторая половина. Ещё вопросы в Серпу имеются?
     Таким образом, даже если я сорвался и не с облака, то выпал из герба СССР — это уж наверняка. Главный человек великой страны, спорить не приходится. NB ist beendet.


Шутки шутками, но КПСС, то есть наиболее передовая и сознательная часть советского народа, зорко следила за поползновениями отдельных представителей прослойки (die Schicht) вскарабкаться с шеи трудового народа на его макушку. Вскарабкавшись, эти проходимцы могли спихнуть оттуда невероятно сознательных передовиков, так называемую надстройку (Überbau).

Кой-кого спихнули-таки. Но в начале 80-х этот сумбур и смуту предвидеть не мог ровным счётом никто. Die Gesellschaftsordnung des Staates schien ewig.


     Судя по всему, вскоре после войны Сталин передал в ведение Суслова всю “красную паутину”. Вообще Суслов не был таким догматиком и серостью, как его теперь рисуют. Это была фигура покрупней Хрущёва и Брежнева.
     Кстати, до сих пор точно неизвестно, при каких обстоятельствах Суслов в начале 1982 года умер. Родные были убеждены, что его отравили. Во всяком случае, загадочная смерть Суслова оказалась на руку Андропову. Брежнев, как только лишился руководителя своей разведки, подозрительно быстро начал угасать. ‹...› Удивительно ещё и то, что сразу после смерти Суслова из его личного сейфа исчезли практически все документы о партийной разведке.
     В задачи “красной паутины”, помимо всего прочего, входила внутренняя контрразведка. Она должна была, в том числе, отслеживать настроения в кругах левой художественной интеллигенции Запада, которая, к слову, составляла костяк многих иностранных компартий.
     Кроме того, “красная паутина” занималась и нашими диссидентами. Там тоже не всё обстояло так просто. Часть диссидентов сотрудничала с партийной разведкой, другая часть была завербована КГБ. Сколько раз Андропов просил не трогать то одного, то другого, и только потому, что они, как оказалось, были его информаторами. ‹...›
     Брежнев и Суслов исповедовали принцип: разделяй и властвуй. Писатели постоянно меж собой грызлись и писали друг на друга доносы. Чуть что — они бежали в ЦК. Суслова это вполне устраивало. Кого-то он поддерживал, кого-то тормозил ‹...›
     Я хорошо помню конец 70-х годов. Брежнев уже не доверял Андропову и искал ему замену. Со мной не раз на эту тему деликатно заводил разговоры один из давних и ближайших друзей Брежнева Семён Кузьмич Цвигун. ‹...› По одной из версий, он болел раком и, испытывая тяжкие боли, застрелился из пистолета своего водителя. Но я в это не верю. Скорей всего, Цвигуна просто убрали. ‹...›
     Кожинов работал в отделе теории Института мировой литературы. Но мы-то знали, что тогда представлял этот отдел — выносной филиал КГБ, где разрабатывались многие акции по работе с нашей и западной интеллигенцией. По моим сведениям, Кожинов был тесно связан с Филиппом Бобковым. Бобков почему-то имел репутацию главного сторонника в КГБ “русской партии”. Но всё было сложней. Бобков был единственным в руководстве КГБ человеком, которому безоговорочно доверял Андропов (тогда как Цинев и Цвигун являлись давними приятелями Брежнева).
А. Байгушев.  Глаза и уши партийной разведки
www.litrossia.ru/2012/16/06980.htm



На похоронах главного красного паука Михаила Андреевича Суслова (ум. 25 января 1982, Москва) я не был, а вот пересечься с погребальным кортежем первого заместителя Председателя Комитета государственной безопасности при Совете Министров СССР, генерал-полковника Семёна Цвигуна (ум. 19 января 1982, Москва) довелось. В непосредственной близости от места его будущего упокоения.

Будущее это исчислялось одним, от силы полутора часами, потому что непосредственная близость переводится Новодевичье кладбище: именно в этот день я побывал на могиле Велимира Хлебникова.

Поклонился затылочной кости, фалангам пальцев и клочкам жилетки — прочее без остатка всосало новгородское болото. Новгородский ил, поправляет Николай Заболоцкий: в болоте (der Moorboden) вообще нет кислорода, стало быть, и тления. Ил (die Trübe), напротив, стремительно усваивает мягкие ткани, а затем и кости; при этом самыми стойкими оказываются почему-то der Scheitelbein und der Phalange. Wenn Sie den Gaunern nicht glauben, fragen Sie bei den Totengräber aus Gebiet Nowgorod.

По первости, когда я пытался прорваться к Хлебникову на ура, гробокопательские подробности эти были от меня за семью печатями. Потому что не стал ещё ни племянником покойного (The uncle on a parent line | Der Onkel mütterlicherseits | L’oncle du côté maternel | zio materno), ни запевалой раскопок на погосте в Ручьях. Таки стал, побывав на Брянской. Без бумажки ты букашка, а с бумажкой — племянник и запевала. Пропуск, да. Им я воспользовался дважды: сперва один, а потом втроём.

„Она со мной,” — и пропустили, козырнув. Третий посетитель был человек-невидимка Ваня Молотилов. Внутриутробный, на втором месяце развития, внучатый племянник Велимира Хлебникова, согласно удостоверению моей личности.

Разумеется, сама напросилась. И в мыслях не было. Вдруг опять западня. Но ведь не раз и не два проверено: коня на скаку остановит, в горящую избу войдёт. Решено, айда.

Сомнения вот почему: в первое моё посещение вышла заморочка с Цвигуном: на обратном пути угодил в оцепление. Ни туда, ни сюда, пока тело высокопоставленного чекиста (hohe Persönlichkeit der Sicherheitsorgane) не проследовало к месту вечного упокоения.

Хороший был человек, это даже наверняка. До войны работал сельским учителем. Враги сожгли родную хату — ушёл в леса. Народный мститель. Обнаружилась руководящая хватка. Возглавил КГБ Молдавии, где стал не разлей вода с Брежневым. Не кумовство, а семейственность: муж сестры жены, свояк. Судя по дальнейшим телодвижениям Андропова, самоубийство Цвигуна крайне маловероятно.

Но я отвлёкся от нравоучений астраханцам. Продолжаю о том, кто должен был возмутить стоячие воды. Не лично своими домыслами продолжаю, а мнением двух будущих насельников Новодевичьего — Юрия Нагибина и Мая Митурича. По времени высказывания первенствует Митурич, но всё-таки Нагибин куда более тёртый калач, не так ли.


     Нагибин:  „Мне всё-таки хотелось бы сослаться на Вас, и я прошу Вас сообщить, кем Вы работаете. Я Вас не скомпрометирую, но сниму некоторую тяжесть с собственной души”.



     Митурич:  „И на пользу было бы, если бы Вы выступили, назвавшись тем, кем Вы являетесь на производстве. Вот к таким письмам, письмам с производства, от народа — прислушиваются в сто раз внимательнее, чем к письмам специалистов и литераторов (если они не корифеи)”.

Приходится брать свои слова о калаче обратно, ибо тёртость приблизительно равная. Разнится, и довольно значительно, тон: просительный у Нагибина и приказной у Митурича. Оно и понятно: закончил войну в Берлине, а Нагибина вчистую списали в 42-м.


С тем, кому следовало возвысить голос, досконально разобрались, теперь о тех, кого приходилось убеждать заступиться за Хлебникова в начале 80-х. Напоминаю, что встревоженная общественность Астрахани обратилась лично к Сергею Михалкову, а этот, как его, — в ЛГ. Наладчик, да.

И опять не мои домыслы, а свидетельство ткача “красной паутины” А. Байгушева:


     Все прикрывались идеями. Но чаще всего все боролись за кормушки. Когда Советский Союз рухнул, выяснилось, что у бывшего главного редактора «Литгазеты» Чаковского сгорело, кажется, 13 миллионов рублей ‹...›

М-да, богатенький Буратино. Сгоношить такую заначку — это надо хорошо держать мазу за своих корешей, как говорят в Одессе. Александр Иванович Корейко просто мелочь по карманам тырил в сравнение с этим der Parteizeitungsverkäufer. Паниковский, Шура Балаганов, Адам Козлевич и примкнувший к ним О. Бендер на руках носили бы меня за Чаковского, восторженно вопя: „Этот, как его, — голова! Наладчик, да!”

Вопрос: каким боком сопрягаются наладчик и заначка. С чувством глубокого удовлетворения отвечаю.

Нынешняя молодёжь понятия не имеет о том времени, когда слова Иосифа Виссарионовича Сталина (1878–1953) знал и помнил каждый строитель светлого будущего: „Рабочий класс СССР является ударной бригадой мирового пролетариата”. Чаковский Александр Борисович (1913–1994) помнил эти слова так: ночью подними — отчеканит с чувством, с толком, с расстановкой правильных ударений: по-сталински. Нá первый слог, сóвершенно верно. Рáбочий, прóлетариата.

Рáзумеется, пóдчинённые тóварища Чáковского тоже помнили эти слóва. Нó память памяти рознь: слýчаются прóвалы от éжедневной зáморочки. А вы пóпробуйте прóпустить через сéбя пóток писем нéравнодушных граждан вéликой стрáны, пóпробуйте.

Шёпот | лепет | ропот | бубнёж | гугнёж | галдёж | возгласы | крики | стоны | вопли | мык | писк | рык | скрежет | вой | лай | хай неразборчивым почерком. От ‘не откажите нам в любезности | помогите | прошу | поддержите | обращаю ваше внимание | довожу до сведения | необходима помощь | последняя надежда на вас | пропечатайте а то нам крышка | тут такое творится с ума сойти приезжайте сами увидите | век бога молит буду и детям накажу’ до ‘требую | доколе | буду жаловаться | моё терпение скоро лопнет | я вам устрою весёлую жизнь | у гады Сталина на вас нет’. „Изобрёл двигатель внешнего сгорания, убедительно прошу выслать две тонны солярки для продолжения опытов | требуем увековечить память земляка, борца за освобождение Анголы и Мозамбика | доколе это засилье жидов по ящику (Валентин Зорин, Аркадий Райкин, Иосиф Кобзон, Майя Плисецкая, Алла Пугачёва) и в печати (любой ваш сотрудник) | помогите вернуть в семью мужа, иначе спущу на вас всех собак и Николая Угодника”.

Лично я пас, и даже шляпу снимаю перед такими подвижниками.

телеграмма М. Митурича В. МолотиловуИ вот к сотруднику отдела писем ЛГ весной 1982 года попадает призыв заступиться за Велимира Хлебникова. У меня все ходы записаны: телеграмма от Митурича пришла 23 марта, письмо в ЛГ отправлено 2 апреля. Почему неделя заминки? Потому что с одобрительным кивком предводителя бабушка надвое сказала, зачем напрасный труд. „Статьей все хорошо спасибо привет” — тотчас правим набело и бегом на почту. Тяжёленькое заказное письмо. Можно назвать и статьёй, заголовок налицо. Довольно-таки громкий заголовок, я тоже так подумал.

Действия замороченного подвижника из отдела писем ЛГ.

Посоветоваться с товарищами по работе, я тоже так подумал.

И вот он советуется с аксакалами, зубрами и акулами пера ЛГ. Аксакал рубит сплеча: заумный Хлебников? да вы с ума сошли. Зубр мнётся: давно пора воздать другу и учителю Маяковского должное, но я вам этого не говорил. И только акула пера берёт быка за рога своими чудовищными челюстями: а кто подписанты обращения? Единственное число, встревоженный одиночка? И чем он кормится, этот встревоженный? О, это в корне меняет дело.

Долго ли, коротко — письмо представителя рабочего класса (наладчик) из опорного края державы (Урал) с руководящим указанием Чаковского ложится на стол исполнителя, и тот незамедлительно извещает меня об этом:


9 июня 1982 г.
Уважаемый Владимир Сергеевич!
     Редакция «Литературной газеты» внимательно и заинтересованно отнеслась к Вашему письму. Мы постараемся поддержать некоторые из Ваших предложений. В нынешнем году, в порядке подготовки к 100-летию со дня рождения В.В. Хлебникова, планируется выступление о музее Хлебникова в Астрахани.
В. Радзишевский, Отдел литературоведения «ЛГ»

Почта из Перми в Москву идёт три дня, от силы неделю. Стало быть, круги коснулись берега спустя два месяца по возмущении стоячих вод. Ладно, полтора: майские торжества округляем. Полтора месяца согласований с аксакалами ↔ зубрами ↔ акулами пера → Чаковским ↑ ЦК КПСС.


     NB. Чак обязательно заручился поддержкой, даже не вопрос. Имена покрыты мраком, но кое-кого можно вычислить. Красный мизгирь Суслов на том свете доругивается с Троцким (1879–1940), Че Геварой (1928–1967), Мао (1893–1976), Никитой Сергеевичем Хрущёвым (1894–1971), Имре Надем (1896–1958), Владиславом Гомулкой (1905–1982), Тито (1892–1980) и мн. др., а красный тарантул в это самое время напропалую | беззаветно | во всю ивановскую | очертя голову благодушествует.
     Почему Демичев, я этого не говорил. Кто да кто, вот заладил. Тарантул, и кончен разговор. Рыба, например, тоже бывает красная. Кета, горбуша, чавыча, кижуч, нерка. И только нерка соответствует названию, остальные скрытничают. Кижуч на первый взгляд вообще белоказак Шкуро, и что. Собирательное имя ‘красная рыба’, то же самое и ‘красный тарантул’. Главное не ктó, а что нé возражали. Почему бы и нет | была не была | попытка — не пытка.
     Бьюсь об заклад: Филипп Денисович Бобков (род. 1925) не возражал отчётливее других. Отнёсся с пониманием, даже кулаком пристукнул. Доколе зарывать голову в песок | лучше поздно, чем никогда | перебдели, вот что я вам скажу | выбьем этот козырь из рук идеологического противника. NB ist beendet.


Много это или мало, полтора месяца? Сущие пустяки, миг между прошлым и будущим. Главное, что не тишина — раз, не отписка — два, три, десять, сто etc. И всё потому, что я внял мудрому совету брать пример с нерки, а не с кижуча.

В. Радзишевский в ЛГ с 1974 года, имеет правительственные награды:


     Парнис А.  И войско песен поведу... // Литературная газета — 1975. — 12 ноября. — С. 7.
     Парнис А.  Велимиру Хлебникову посвящается // Литературная газета. — 1976. — № 28 (14 июля).

Предземшара, вот какое правительство. То есть работал с письмом представителя ударной бригады мирового пролетариата не мальчик, но муж.

Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых и на пути грешных не ста (Пс.1:1). О таковых А.С. Пушкин и М.П. Мусоргский сообщают: „Муж правды и совета, муж жизни безупречной, великую он тайну поведать хочет”. Летописцы, да. „Недаром многих лет свидетелем Господь меня поставил. Когда-нибудь монах трудолюбивый найдёт мой труд усердный, безымянный; засветит он, как я, свою лампаду, и, пыль веков от хартий отряхнув, правдивые сказанья перепишет”.

Монах не монах, а что трудолюбивый — этого не занимать. Переписываю правдивые сказанья:


     Пока был жив Брежнев, Чаковский считался его фаворитом. Как только тот умер, Александр Борисович созвал редакцию и с легкостью виртуоза открестился от своего благодетеля.
     — Нашу близость, — заметил со скромностью и смирением, — сильно преувеличивали. Чтобы пересчитать наши личные встречи, пальцев на одной руке хватит с лихвой.
     И несколько раз повторил, что мы потеряли просто доброго, мягкого, располагавшего к себе человека. Как будто не был он почти два десятилетия бог, царь и воинский начальник, а только милый, уютный старикашка.
     Следом уже по телевизору Чак энергично и убежденно объяснил, какой стремительный ритуал похорон принят, по счастью, у нас в стране. Оказывается, с последним залпом артиллерийского салюта оркестр на всю мощь врубает государственный гимн. А едва он отгремит, как взвивается бодрый, жизнеутверждающий марш, под который по брусчатке Красной площади лихо печатают шаг войска. И надо, не откладывая, возвращаться к прерванному делу. В общем, генсек умер, да здравствует генсек! Все эти куртуазные телодвижения самого либерального редактора предназначались лично Андропову, который должен был понять, что более пластичного газетчика ему не найти днем с огнем. А значит, нечего и искать.
      Говорили еще об интервью Чаковского какой-то итальянской газете с восторгами по поводу Андропова. Мобилизовывались все ресурсы, чтобы добиться аудиенции у нового хозяина и заручиться его поддержкой. Но это по минимуму. Вообще же Чаковский был не прочь предложить Андропову программу щадящих перемен, явиться в его глазах то ли старым Сперанским, то ли новым Сусловым. Даром, что ли, в редакции срочно сочиняли для этой аудиенции подручные материалы, вплоть до хлесткой экономической доктрины? И я хорошо представлял себе, как он, полный надежд, храбро входит в клетку генсека, чтобы соблазнить его очередным призраком социализма с человеческим лицом.
     Что было дальше, впрямую не говорилось, но вычислялось без труда. На ближайшей планерке Чак был собран и деловит.
     — Проверка — спокойно? — начал он по обыкновению.
     В вышедшем номере не заверстали в некролог фотографию живого человека, не перенесли место рождения Лермонтова из Москвы в Тарханы, не обозвали Леонида Зорина Валентином… Значит, спокойно.
     — Письма? — продолжает главный редактор.
     Роза Баруздина, сменившая в отделе писем Румера, начинает обзор:
     — За эту неделю мы получили столько-то тысяч писем…
     — Минуточку, — прерывает ее Чаковский. — Я хочу, чтобы все мы твердо усвоили: партия оставляет за писателем право на стилистическое своеобразие, но там, где речь касается идеологии, мы никому не позволим отступать ни на йоту… Продолжайте, Роза Михайловна.
     — Больше всего откликов поступило на такие-то статьи, — продолжает она.
     — Прошу прощения, — опять вклинивается Чаковский. — Запомните раз и навсегда: нам не нужна критика ради критики. Если журналист обращает внимание на недостатки в работе, он должен тут же показать, как их исправить… Пожалуйста, Роза Михайловна.
     — Читатели, — успевает сказать она, — предлагают то-то и то-то.
     И снова Чаковский не выдерживает:
      — Имейте в виду, — вколачивает он слово за словом. — Хотя нельзя все сводить к дисциплине, начинать надо именно с нее.
     Было очевидно, что перед активом газеты главный редактор разыграл роль своего безапелляционного собеседника.
     Итак, автор политических романов надеялся смягчить нрав инициатора политических процессов, но вынужден был выслушать набор отрывистых команд. Только и всего.
В. Радзишевский.  Байки старой «Литературки»
http://magazines.russ.ru/znamia/2004/6/radz10.html



Роза Михайловна Баруздина (1939–2008) — вот кто дал ход моему письму. Не Залман Афроимович Румер (ум. 20 июня 1981 г.), а его преемница Роза Михайловна Баруздина, жена писателя Сергея Баруздина.


Роза Михайловна Баруздина     Роза Михайловна пришла в нашу редакцию в начале 60-х, тогда «ЛГ» ещё не была еженедельником. Вначале работала секретарём-стенографисткой, затем редактором справочно-библиографического отдела и старшим редактором отдела литературной жизни.
      А в самые напряжённые годы «Литгазеты», когда в 80-х наши тиражи стали достигать семимиллионной отметки и каждый день читательские отклики поступали в редакцию мешками, Розе Баруздиной, отличавшейся чрезвычайной аккуратностью и душевной отзывчивостью, доверили многолюдный и хлопотный отдел писем. В этом большом хозяйстве всегда царил идеальный порядок, хотя соблюсти его при том объёме работы было невероятно трудно.
     «Литгазету» в те годы читатели не без оснований считали последней инстанцией, куда можно было обратиться за помощью в совершенно безвыходной, казалось бы, ситуации. Каждое такое письмо, отданное профессиональным юристам-консультантам, отдел Баруздиной брал на особый контроль. Затем после тщательной проверки изложенных фактов и присланных вместе с ним документов письмо попадало в руки судебных очеркистов, которыми славилась тогда «Литгазета», после чего на наших страницах появлялась очередная, вызывавшая бурную общественную реакцию публикация.
     Именно поэтому редакционные летучки сопровождались регулярными отчётами Розы Баруздиной о состоянии редакционной почты.
www.lgz.ru/article/6376/

Роза Михайловна Баруздина имеет полное право на причисление к сонму доброхотов и благоустроителей музея Велимира Хлебникова в Астрахани в качестве одной из матерей-основательниц. Что говорить о В. Радзишевском!


     NB. Возглас, да. Чтобы я возвысил голос, нужен повод. Матёрые уголовники говорят очень тихо, запомните это на всякий случай. Мы никогда не кричим, ещё не хватало. Кому следует, различат и по шевелению губ. NB ist beendet.


Таки возглашаю. Отдаю должное. Хотя по-человечески В. Радзишевский мне противен.


     NB. Ещё бы не противен: пригласил переговорить, а сам битый час обсасывал достоинства и недостатки бритвы с плавающими лезвиями. Битый час калякает о бритье, а меня как бы нет. С товарищем по работе. Неспешно делятся впечатлениями своих бородавок и прыщиков от плавающих лезвий, а я торчу при этом, как ручной пингвин. Проводил собеседника и спрашивает: „Кому поручить статью «Есенин и Хлебников», как вы думаете?” Сытый такой дяденька. NB ist beendet.


Но Радзишевский сослужил нам, человечеству, службу, поэтому позыва проредить его зубы вот этой самой рукой я не испытал даже и тогда. А уж теперь — и того меньше.


     NB. Опытные люди говорят, что такого рода приглашения в логово ЛГ — дело житейское, почти обряд о ту пору. Доверяй, но проверяй. Вдруг подставное лицо. У него на лбу не написано, что наладчик, а выписку из трудовой книжки попросить — спугнёшь. Очень грамотно для простого работяги излагает в письменном виде. А этот двух слов связать не может. М-да. Или не хочет. Вон как губы сжал. Сейчас разговорится как миленький.
     Делается так: мы тут заспорили, Владимир Сергеевич, кому доверить статью о взаимоотношениях Велимира Хлебникова и Сергея Есенина. Скользкий вопрос, не так ли. С одной стороны, налицо харьковское глумление, с другой — бурная благодарность Хлебникова за издание «Ночи в окопе». Христианское всепрощение, я бы сказал. А ведь Хлебников помнил обиды, мстил. Очень тонко всё. Кто потянет, как вы считаете?
     Ага, ясненько: не подстава. Должен кивнуть на Парниса, если самозванец.  Парнис А.  Встреча поэтов // Литературная Россия — 1975. — 12 декабря. Как раз Хлебников и Есенин. С исчерпывающей полнотой. Тема закрыта навсегда. А этот ни гу-гу.
     Так и доложим: по итогам очной ставки Молотилов В.С. — подлинный наладчик, дятел своего дела. NB ist beendet.


Кроме того, благодаря длинному языку В. Радзишевского я точно знаю, кто не выбросил «Заступиться за Хлебникова» в мусорную корзину: Роза Михайловна Баруздина. Исходатайствовала. Честь и слава.

Итак, любимчик Брежнева Чаковский устами В. Радзишевского обещает поддержать некоторые из моих предложений. И я пребываю в неведении, какие именно. Пока не получаю письмо следующего содержания:


8 августа 82 г.
Милый Володя!
     Ваше письмо в Л.Г. таки начало работать. Поздравляю Вас и нас всех (хотя м.б. и рановато, но всё же…)
     Виделся с сотрудником Л.Г., рассказал и показал ему, что делается в связи с астраханскими делами. В субботу он едет в Астрахань разбираться на месте.
     И интерес этот возник именно благодаря Вашему письму.
     Других новостей ощутимых пока нет. После больницы я уезжал в деревню под Калугу. Теперь между дачей и Москвой. Кое-что намечается, но говорить об этом пока рано. Многое вилами по воде…
     Если что будет — буду писать.
     Поклон семье.
М. Митурич
личная печать М.П. Митурича (1925–2008)


Называется так: письмо позвало в дорогу. Письмо уральского рабочего позвало в Астрахань сотрудника самой воинственной газеты в стране. На местах не дураки сидят, знают о последствиях вмешательства ЛГ. Paß Achtung! Шевели говядиной, вот как переводится. На пупе вертись, втирая очки.

Поддержка некоторых моих предложений обозначена июнем, сотрудник ЛГ едет разбираться в августе. Заминка два месяца, в чём дело.

Не могли найти гонца, вот в чём. У того чирей подмышкой, у этого развод на носу. Мировая столица осетрины первой свежести, скидываемся по червонцу. Балык прямо с ветерка, вобла по себестоимости. Изъятая Рыбнадзором икра вполне съедобна, говорят. Закрытые распределители не дурак придумал, в общем.


     NB. Отбой балыку, икре и вобле: начало августа, первые арбузы. И хочется, и колется: соли азотной кислоты. Рукотворный перебор (NH2)2CO. Чем краснее мякоть, тем круче посол. Первые арбузы выгоняют на карбамиде, кто ж не знает. Можно испортить себе настроение от пары ломтей, смотря какие почки. Вывод: первые арбузы — только с надёжной бахчи.
     Закреплённой за обкомом, например. За исполкомом, на худой конец. По мешку арбузов с надёжной бахчи на брата. Чаку — четыре мешка. Подмазать Красное колесо, я тоже так подумал. NB ist beendet.


Горячо поддерживаю и одобряю: сам такой. Даже если не такой, всё равно молодцы: 8 августа 82 г. я стал для Мая Митурича тем, чем стал, см. восклицательный знак. Чуть левее знака. Ещё левее. А ты думал, за красивые глаза.

Но почему после больницы. Молодой человек пятидесяти семи лет, и вдруг больница. Впереди четверть века страстного курения, прикинь. Железное здоровье, вот как это называется. Что за притча. Так и быть, открою тайну: переволновался.


‹начало мая 1982›
Володя, здравствуйте!
     Спасибо за письмо и за книжку (Фрейда).
     Был это время в разъездах. Ездили с Ириной на юг в Н. Афон. Вполне неудачно из-за погоды. Письмо Ваше со статьёй пришло в моё отсутствие и сколько-то дней пролежало. Поэтому по приезде сразу телеграфировал, чтобы наверстать упущенное время и не обеспокоить Вас.
     Потом снова пришлось съездить по делам, в Минск.
     Лишь теперь осел в Москве, пока.
     Новостей нет, и как-то не предвидится в ближайшем времени. Лениво время цедится… — вернее, бежит-то оно быстро, но бедно событиями и свершениями, даже мелкими. Все намерения пока что мягко глохнут в тёплой вате.
     Спасибо за картинку.
Привет семье, всего доброго
М. Митурич
личная печать М.П. Митурича (1925–2008)



     Милый Володя, 29 апреля открылась-таки моя выставка. Был в совершенной закрутке. Вот и письмо залежалось не отправленное. Всего доброго.



20.V.82
Володя, здравствуйте!
     Спасибо за стихи, письмо и книжку.
     После напишу Вам подробнее, сейчас же я “в лапах” своей выставки. Лапы и ласковые и тёплые, но довольно-таки цепкие.
     Так что, по совести говоря, начинаю не на шутку уставать от связанных с нею обязанностей и дел. Хотя и жаловаться грех, потому что дела эти и приятные, и нужные мне.
     Всего доброго.
М. Митурич
личная печать М.П. Митурича (1925–2008)

Ага, опять соврал. Не в августе, а в мае. ‘Милый Володя’ впервые — 1. за покладистость; 2. на радостях: первая самостоятельная выставка. На Крымском валу, да. Оглушительный успех. Так и зарядит — оглушительный за оглушительным, но виновник торжества покамест не привык принимать как должное.


‹август 1982›
Милые Аннушка и Володя!
     У нас такая светлая чудесная сегодня погода, что очень хорошо, радостно на душе. Светло. И ещё — я рад, что тебе нравятся мои картинки. Ведь я их рисовал для тебя и других детишек.
     А когда рисовал — очень хотелось, чтобы они тебе понравились.

     Радзишевский уже вернулся из Астрахани. Но я не застал его пока что. (Вернулся, видимо, вчера).
     И всё-таки мне мнится, что за всем этим какая-то польза про-све-чи-ва-е-т смутно.
     И в интересе Нагибина — надежда.
     Кстати, Володя, м.б. Вы сообщите мне его адрес (и телефон).
     М.б. он заинтересуется рукописью Андриевского и как-то поддержит её. И ещё — м.б. он согласится войти в Комиссию по наследию. Хотя бы как генерал. У нас мало солдат, но и генералов немного.
     Собираюсь в конце сентября – начале октября быть в Астрахани сам.
     Пока же стараюсь жить больше на даче, благо дела, в общем, позволяют. Очухиваюсь после выставки (она продолжается в г. Подольске) и после больницы.
     В результате ли общего течения или же после этих передряг стал гипертоником вдруг (раньше никогда и не думал о давлении). Это скверно — и так невысокая моя (в последние годы) трудоспособность упала вовсе. Голова не болит, но делается вовсе пустая, когда давление ползёт к 200. А мысли, выражаясь образно, становятся тягучими и липкими, как бальзам Шостаковского.
     Прилипнув к чему-либо незначительному, отклеиваются с трудом и снова липнут куда не надо…
     Так же впрочем, как и дела, которыми мы с Вами заняты. Порою, по совести, такая одолевает тоска, что хочется всё бросить, заниматься только тем, что движется, что зависит от тебя самого.
     На даче у нас плотники ремонтируют дом. Гляжу на них в такие моменты с завистью. Берёт доску, пилит, приколачивает — и дело движется: сколько гвоздей, столько и движения.
     А наши гвозди — все в вату, но когда тоски нет и такая хорошая погода — думается, что копятся они, гвоздики, где-то там, в вате этой, и ещё сработают. (И когда хорошие письма из Перми! — других давно не получал.)
     Что же касается до дел литературных, поэтических — я всегда готов быть читателем, но затрудняюсь быть судьёй. Воспринимая скорее на чувство, я не привык, не умею формулировать свои ощущения, более того — пожалуй, меня мила их смутность. Такая смутность сложнее ясной формулы, и м.б. отсюда неохота формулировать, вытаскивать эти ощущения на операционный стол под бестеневую лампу.
     Андриевскому действительно надо бы позвонить. И как-то страшно. Не могу пока себя заставить, хотя и часто о нём думаю. И всё хочется сообщить ему что-нибудь утешительное. А всё нет ничего — (опять тянучка, от которой тошно).
     Ну вот! Дозвонился до Радзишевского. Он только что из Астрахани. Там был у высокого начальства — пред. облисполкома. Тот отнёсся хорошо и обещал сдвинуть дело с места — (хотя обещали и раньше, но зам. пред.).
     Сказал, что не знал, что это дело почти “горит”. Радзишевский собирается на основании встреч и увиденного (был он и в доме) подготовить материал для газеты.
     Вслед за разговором с Радзишевским — звонили из Астрахани. Удовлетворены, но было так плохо слышно, что толком ничего не разобрать. Понял только, что обещания обещаниями, но надо ещё и ещё напоминать всеми средствами (а какими?).
     Всего Вам доброго, привет супруге.
М. Митурич
личная печать М.П. Митурича (1925–2008) личная печать М.П. Митурича (1925–2008) личная печать М.П. Митурича (1925–2008) личная печать М.П. Митурича (1925–2008) личная печать М.П. Митурича (1925–2008)

Пара слов о том, с какой стати этот, как его, озаботился астраханскими бедами и напастями. Наладчик, да. Или уголовник. То наладчик, то уголовник. Молотилов, короче говоря. Из сострадания, вот с какой.

Дело было так. Сразу после того, как я вернул ему пропуск на Новодевичье, Митурич распахнул свои закрома. Если ты по привычке от Николая Ивановича Харджиева подумал на сундуки, то слегка ошибся. Единственное число, так называемый Санталовский сундук.

Но речь покамест не о нём, потому что мы находимся в среде обитания Иры и Мая, а сундук спрятан вне. За семью замками, да.

Среда обитания приемлема для семейной пары средней упитанности, но в самый обрез. Спальня, например, в такой обрез, что кровать днём складывают гармошкой, потому что иначе ступить негде. Гостиная чуть больше.

Теперь оцени домовитость Иры: в этой теснотище уторкана тысяча единиц будущего хранения в астраханском Доме-музее. Главные сокровища спрятаны под лежанкой. Можно назвать для краткости софой, если была бы не узенькая, без подлокотников и без спинки. Топчан, да. Из-под него Митурич извлёк ручку, чернильницу, галстук и кукол Велимира.

Никакого впечатления главные сокровища на меня не произвели, ни одна жилка не дрогнула. Держу в правой руке орудие письма Велимира Хлебникова, а в левой его чернильницу — и ни одна жилка не дрогнет. Ну я и чурбан, сам скажу. Положено затаить дыхание, разве не так. А я дышу как паровоз. Или сосредоточенно сдвинуть брови, насупиться. И этого нет. Чурбан бесчувственный.

Митурич это видит и быстренько забирает свои сокровища назад. Прячет кукол Витюши, а потом достаёт со шкафа целый кукольный театр.

Или кукольный домик. Именно домик, если приглядеться. Не для расфуфыренных Мальвин и Барби, а для безымянных пупсиков. Куклы-малютки, обязательно голые. Самостоятельно одень, во что мама сошьёт, и обставь домик, чем даст.

Ни одного пупсика, что за дела. И как-то голо. Тупички, закуточки. Лабиринт Минотавра, а не кукольный домик. Или всё-таки домик.

Хватит валять дурака: макет Музея в Астрахани. Жильцов отселяем вместе с их запахами, грызунами и насекомыми. Покраска-побелка-циклёвка. Обои тёплых тонов, ширмы, драпри. Спальня родителей, гостиная и всё такое. Комнату Веры найти проще простого: на стенах махонькие прямоугольники живописных полотен. Дом-музей Хлебниковых. Не Велимира, а семьи.

Но дело не в кукольном домике, а с каким лицом наклонился над ним строитель чудотворный. Мальчик Майчик, вот с каким. Маюшка-Май. Водит перстом промеж перегородочек: здесь будет это, а здесь то.

Должен быть жёлтый от курева ноготь, ничего подобного. Загадка природы или маленькая тайна Иры. Быть можно дельным человеком, заботясь и о красоте ногтей. Пилочки, щёточки. В любимом человеке всё должно быть прекрасно: и душа, и борода, и оправа очков, и ногти.

Этот ноготь-поводырь поневоле застрял в памяти: перевести взгляд выше не хватало духу — вдруг перехватит и осечётся. Хлебниковская повадка подразумевает весьма развитое чувство собственного достоинства. Трунить — ни-ни. Даже над собой. Разве что вздохнуть о былой шустрости. Вздохнуть, а не поплакаться: я таки выбираю слова.

Дитя малое, о-хо-хо. Так они и съехали, жильцы. Держи карман. Полвека живём, и здрасьте. Царские палаты, мало ли что водоканал сгнил. А где не сгнил, покажите. У всех течёт и капает. Зато вона какие стены: из пушки не пробить. Летом просто благодать. В хрущобах изнывают летом, а у нас хоть бы хны.


А мальчик Майчик водит розовым ноготком по своему домику. Взяло меня за живое, что называется. Тогда я ещё не был властителем дум, но кой-какими приёмчиками обворожения поигрывал. Однокоренное слово с ‘вор’, правильно. С Астраханью сработало. Розу Михайловну проняло до печёнок, и пошло-поехало. В. Радзишевскому до лампочки, но уже поздно: деньги собраны. Попробуй, не привези арбузы — Чак уволит по собственному желанию.


     NB. И что я на него взъелся, на Радзишевского. Всех по имени-отчеству, а его нет. Владимир Владимирович, вот как звать. Раз сержусь, значит не прав. Он же побывал у Митурича на Брянской, Владимир Владимирович. Дорогой мой человек. И тоже видел макет Дома-музея. И тоже сердце защемило от жалости.
     Тысяча единиц хранения под лежанкой, в тумбочке и на шкафах. О-хо-хо, вздыхает Владимир Владимирович Радзишевский. Хороший знакомый Р.В. Дуганова, почти друг. Зовёт Рудиком, вот какой хороший. А он Роман Валентинович Дуганов. Даже Арензон не знает, а только друзья-однополчане. NB ist beendet.


Икра, арбузы. По себе людей судишь, скотина. Некогда было Радзишевскому заниматься туземными разносолами. У меня все ходы записаны: в первых числах месяца оповещает Митурича, что едет разбираться на месте, а через пару недель всесоюзный читатель знакомится с итогами поездки. См.  Радзишевский В.  Принадлежу к месту встречи Волги и Каспия моря...: там, где жил В. Хлебников // Лит. газета – 1983 – 17 августа – С. 5.

Прямо с колёс, вот какая спешка. Молодчага Чак, не подкачал. И пошли отклики на статью о музее Хлебникова в Астрахани.

Из области предположений, ну и что. Наверняка были. Были да сплыли. Остался влажный след в морщине / Старого утёса. Одиноко / Он стоит, задумался глубоко, / И тихонько плачет он в пустыне. Ещё не хватало плакать. И задумываться не о чем, всё ясно как день: Музей принимает посетителей почти двадцать лет.

Не о чем задумываться задним числом. Спустя тридцать без копеек лет. Тем не менее, вот неложное свидетельство той поры:


Милый Володя,
     Прорыв Радзишевского случился, когда все, как я думаю, кто ждал его — ждать перестали.
     На мой взгляд, сама по себе статья очень хороша. В ней точно и полно расставлены акценты, заманчиво и увлекательно рассказана общая затея Музея. Да и красиво написано. Словом, хорошая статья.
     Но в какой мере она поможет делу, пока не ясно. Ведь, пока она готовилась — всё, о чём там говорится, организационно пришло к полному и абсолютному нулю. А ведь кроме пространства (в данном случае — площадей и объёмов дома на ул. Свердлова), существует ещё и Время!
     Вот времени, как раз, уже и не остаётся. Год… Разве что “заложон” он может быть к 85 году.
     Теперь в “мёртвый сезон” трудно понять — будут ли решительные сдвиги.
     Просьбу о письмах Александра помню, но мы и сами были в отрыве от Москвы. А Ире нужно перепечатать их. Пока не сделали. И Харджиев в обиде — ему тоже они нужны для анализа.
     У Сергея затяжной ремонт и даже перестройка квартиры. Поэтому все его книги, бумаги и прочее — в штабелях на полу. И взять у него рукопись возможности не было вовсе. (Мне и самому нужно взять у него кое-что, да нужно подождать.)
     Привет Тане с Анюткой.
     Спасибо Анютке за фото с Иваном.
М. Митурич
личная печать М.П. Митурича (1925–2008) личная печать М.П. Митурича (1925–2008)

Наверняка не все уразумели, что это за “мёртвый сезон”, когда трудно понять, будут ли решительные сдвиги. Безвременная кончина Леонида Ильича Брежнева, вот почему мёртвый. Леонид Ильич умер, Юрий Владимирович заступил. Заступил безнадёжно больной человек, живой труп.

Сумбур и сумятица в головах даже властителей умов, не говоря о рядовых гражданах. Один Филипп Денисович знает, что день грядущий нам готовит.

Почему один, а как же Дмитрий Фёдорович и Андрей Андреевич. Потому что потому. Единственный соратник Андропова, которому тот вполне доверяет. Помните непонятку с первым заместителем Председателя Комитета государственной безопасности при Совете Министров СССР С.К. Цвигуном? А Филипп Денисович Бобков уже на воробьиный скок от этой должности: с 18 января 1983 года — заместитель Председателя КГБ СССР. Первым замом станет в 1985 году, при Горбачёве. Мог и возглавить, только зачем. В смутное время светиться ни к чему.

Генерал армии с 1987 г. У маршала Советского Союза звёзды на плечах крупнее, но это совершенные пустяки. Сержант госбезопасности уроет любого полковника, если хотите знать.

Папа того самого Сергея, у которого затяжная перестройка. Устраивается в жизни, становится на крыло. Подробности впереди, а сейчас напоминаю некоторым забывчивым выходные данные одной книги:  Бобков С.Ф.  Хождение за три времени. Стихотворения. М.: Современник. 1983. — 143 с. Сто сорок три страницы поэзии, не баран чихал.

И эту роскошь я выкинул на помойку, вот дурак. Перелистал и выкинул. Эдакую красотищу. Руки Мая Митурича.

Все знают, как трудно мне заставить себя попросить кого-либо об одолжении. Таки прошу. Убедительная просьба открутить на труженика с тачкой. Благодарю, не ожидал. Примите уверения в совершенном почтении к вашим родителям: прекрасно воспитали. Дело в том, что не попал в кадр ещё один участник славных событий.

Лучше горькая правда, чем полуправда: пристяжных у Мая было двое, я и Серёжа Бобков. Вот почему ваш покорный слуга уверенно заявил о безоговорочной поддержке Филиппом Денисовичем астраханской затеи: отнёсся с пониманием, даже кулаком пристукнул. Доколе зарывать голову в песок | лучше поздно, чем никогда | перебдели, вот что я вам скажу | выбьем этот козырь из рук идеологического противника.

Не буду вырывать кусок хлеба у самого себя: подробности о Серёже — в следующей главе моего беспримерно правдивого повествования. Продолжаю рассказ о музее Хлебникова в Астрахани.

Кому пенял Велимир Хлебников, говоря: Да ты небрежно читаешь, / Больше внимания! / Слишком рассеян и смотришь лентяем? Тебе, дружище. Молотилову верить нельзя, а ты уши развесил. В игре на деньги это называется передёрнуть. Подтасовал колоду, чтобы обязательно выпал Серёжа Бобков. Ладно, не горюй. Повторение — мать учения. Приступим.

Икра, арбузы. По себе людей судишь, скотина. Некогда было Радзишевскому заниматься туземными разносолами. У меня все ходы записаны: в первых числах месяца оповещает Митурича, что едет разбираться на месте, а ровно через год всесоюзный читатель знакомится с итогами поездки. См.  Радзишевский В.  Принадлежу к месту встречи Волги и Каспия моря...: там, где жил В. Хлебников // Лит. газета – 1983 – 17 августа – С. 5.

И что, статья в ЛГ сродни пословице: „Потерявши голову, по волосам не плачут”? Ничего подобного. Голова о-го-го как на месте. А вот слушай.


Милый Володя,
     спасибо за заботу и за присылку статьи Нагибина.
     Я написал ему сразу же после телефонного нашего разговора.
     Написал в том смысле, что узнал от Вас о его заинтересованности Хлебниковым, и что если у него возникнет желание, готов познакомить его со всеми имеющимися у меня материалами и рассказать о планах.
     И ещё, что было бы хорошо, если бы он согласился войти в состав Комиссии по наследию.
     Но пока никакого ответа.
     Видимо, мне меньше везёт, чем Вам.
     И вопрос с Комиссией ещё задерживается, потому что я решил пока подождать его ответ, прежде чем обращаться в С.П. по поводу Комиссии.
     Других новостей тоже нет.
     Увы, похвалиться нечем.
     И солнце скрылось. Крапает дождик мелкий и частый.
     Привет семье.
М. Митурич
14 окт. 1982 г.


личная печать М.П. Митурича (1925–2008)

Забегая вперёд: в состав Комиссии по наследию Велимира Хлебникова при СП РСФСР или даже при СП СССР Митурич прочил меня. И я не отказывался: вот где можно развернуться. Но эта афёра занимала меня крайне мало. Было бы здоровье, остальное купим. Здоровье Мая Митурича — всему голова.


Дорогой Май Петрович!
     Получил Ваше грустное письмо. Правильно ли передал адрес Нагибина?
     121319, ул. Черняховского 4 кв. 126. Молчит он скорее всего потому, что уже далеко от своих Ватутенок — глухого подмосковного угла, где нет даже почтового отделения. Он собирался надолго уехать куда-то ещё в середине сентября, но задержался по какой-то причине.
     Войти в Комиссию Нагибин может и отказаться, т.к. в Москве не живёт совсем. Одно не вызывает сомнений: в ближайшие год-два он разродится рассказом или повестушкой о Хлебникове. Это уже сидит в нём и гложет. Вполне вероятно, что его разлакомит Ваш архив.
     Насчёт того, что мне везёт: читали бы Вы ответ Каверина. Есть у меня и несколько уведомлений о вручении известных Вам призывов, но получатели бетонно молчат, и, верно, так и не раскроют рта.
     Ваше решение обратиться в СП радует. Давно пора. Ещё бы и воззвание с подписями известных деятелей. Но это нужно брать за горло: нагрянуть к намеченной жертве и заставить подписать. Такое в моём обычае, никак не в Вашем. Но человек пять ведь могут поддержать с охотой?
     Посылаю стихи Вячеслава Куприянова. Я их перепечатал из журнала, а недавно получил от него книгу стихов 1982 года, где все они есть.
     Ещё раз — жду известия об А.Н. Андриевском. Сам бы позвонил ему, но боюсь. Наберитесь Вы смелости, а?
     О гипертонии.
     Я стал усиленно выпытывать у знакомых народные средства, и вот что узнал. Ягоды калины. Советуют в один голос. Надо утром съедать горсть ягод со столовой ложкой меда. Можно и повторить вечером. Косточки выплёвывать.
     Каплями на вытяжке из калины я занимался самолечением по совету однопалатника, тоже глазного страдальца, поэтому очень сам в неё верю. Увлекаться не надо: в калине много вибурнина (не знаю, правда, чем он опасен). Кисточка ягод в день.
     Анюта благодарит за письмо от дедушки Мая. Ваня мой улыбается всем хорошим людям.
     Привет Ирине Владимировне.
Ваш Володя
20.10.82 г.


Так он и послушался, жди. Невероятный упрямец. Хлебниковская повадка подразумевает упрямство из ряда вон. Лечиться от болезней, например, следует очень малыми дозами тех веществ, которые у здорового человека вызывают сходные заболевания. Арника и прочее. Или золотой корень.

Корень корню рознь, смотря, где набирал силу. Если в огороде на даче — грош цена. Тоже пахнет розой на изломе, ну и что. Ино дело дача, ино дело горы. Самый лучший золотой корень — с Алтая. Своими руками выкопал, как Велимира на погосте в Ручьях. И дарит мне безусловно золотой корень, снимать усталость. Не Илья Ильич Обломов, сам знаю. Преступных наклонностей не занимать, зато каков деятель.


‹2.11.82›
Милый Володя,
     у Вас действительно лёгкая рука. И жаль, что Вы далековато. Но может быть, и в этом что-то есть.
     Была у меня на днях дама из Ворошиловграда. Филолог. Составляет полную библиографию по Хлебникову и по тому, что написано о нем. Показала картотеку — огромная стопка карточек.
      Она собирается издать, в их издательстве, сборник воспоминаний о В.Х. Я показал ей и Андриевского. Очень заинтересовалась. Произвела хорошее впечатление.
     И библиография — она специально поступала работать библиографом, чтобы иметь возможность выполнить эту работу — нужная и хорошая затея.
     Других же новостей нет. Я ещё живу за городом. Сейчас мне нужно сделать книжку. Тонкую, детскую. И всё-таки объем ощутимый («Кошка, которая гуляла сама по себе»). И уж и сроки подошли, а дело идёт плохо совсем.
     И за городом я сижу ещё и поэтому. Там всё-таки легче засесть вплотную. Никогда не подводил издателей со сроками, а вот теперь, кажется, не уложусь — до конца ноября.
     Вот такие мои дела.
     Нагибину отправлю завтра же — Ира всё нашла — Альвек издания Альвека 27 год («Нахлебники…»).
     С Огневым действительно надо бы вступить в контакт, если он так горячо берётся. Тем более что у меня тоже намечен состав членов Комиссии, с большинством уже есть договорённость и в Союзе (С.П. РСФСР).
     И может случиться лёгкая путаница, если вдруг возникнет две параллельные Комиссии! (Ведь есть же ещё и Московская организация С.П., и СССРовская, и неясно, где кочегарит Огнёв).
     Наверное, это многим может показаться странным, но мне представляется, что, став секретарём Комиссии, Вы и из Перми, Володя, принесли бы неизмеримо больше пользы делу, чем кто бы то ни было из москвичей, кто окажется в этой роли. (Вегин — О!!!)
     C Астраханью сдвигов нет. Есть сложности, рассказать о которых сложно и нудно, ну да и обойдутся, думаю — ведомственные дела художественных комбинатов, через которые должен оформляться заказ.
     Радзишевский в Москве, но его не застал пока. Всего, Володя, Вам доброго. Да не пропадёт Ваш скорбный труд и дум высокое стремленье.
Ваш М. Митурич
личная печать М.П. Митурича (1925–2008)личная печать М.П. Митурича (1925–2008)

Настойчивость в достижении поставленной цели — хорошо это или плохо? Постановил, например, пробить стену, и достигаешь. Лбом. Но это не про Мая Митурича и не про меня. Упрямство имеет пределы, хе-хе.


‹16.11.82›
Милый дружок Володя!
     Я стараюсь вести себя хорошо (в смысле оздоровительном). Удалось прожить большую часть месяца на даче. Была там с нами и внучка, и мне пришлось возить её на санках (выпал большой снег), строить снежные бабы — словом, и не вспомню, когда приходилось столько гулять и наслаждаться воздухом и чудесной погодой.
     За праздниками и последующим  событием, естественно, новостей нет.
     Сообщаю адрес: Лариса Класс, г. Ворошиловград, ул. Советская д. 90 кв. 41 тел 346-30.
     Ей написал тоже, чтобы не удивлялась Вашему письму.
     Не знаю, насколько реальна утопия с секретарством, но знаю лишь, что члены Комиссии обязательно члены С.С.П., а секретарь может и не быть им. А помощником секретаря (для связи и координации здесь, в Москве) — Ирину!
     Ну, хватит, а то и так что-то я больше рассуждаю, чем делаю…
личная печать М.П. Митурича (1925–2008)

Последняя строчка переводится так: по велению сердца и зову души сведу-ка я милого дружка Володю с нужными людьми. Членский билет Союза советских писателей дружку не повредит. Опять отбираю у себя кровную корочку хлеба. Потом, потом. Обрати внимание на дату с почтового штемпеля: 16 ноября 1982 года. А теперь перечитай новыми глазами строку:


За праздниками и последующим событием, естественно, новостей нет.

Последующее событие переводится так: 10 ноября 1982 года, среда. На всех заводах воют гудки. По ящику «Лебединое озеро», но мы же не знаем. Приказано выйти из цеха на минуту молчания. Членам партии (лично я сроду никогда) обнажить голову. Сегодня страна понесла невосполнимую утрату: умер Леонид Ильич Брежнев.

Разумеется, управленцы ручки сложили и ножки свесили: как-то поведёт себя преемник вождя. Какие могут быть новости.


Милый Володя!
     Кажется, я напрасно обижался на Нагибина: бандеролька (я послал ему с письмом и Каталог В.В. и П.В.) вернулась обратно. Видимо, неверный адрес.
     Таким образом, и справка об Альвеке могла до него не дойти? (Москва, ул. Черняховского 4 кв. 126?)
     А возможно, что адрес правильный, поскольку бандероль возвращена “За истечением срока хранения”. То есть, возможно, он был в отъезде и не взял свою бандероль (тогда письмо должно было дойти со справкой).
     Говорил с Огневым. Он неважно себя чувствовал — гипертонический криз — но вполне сговорились. Сейчас он отбыл на 10 дней в Грузию. По его совету Комиссию решили учредить не в СП РСФСР, а в СП СССР.
     Надежда на него, поскольку я в этой инстанции вообще никого не знаю.
     Поклон семье и всего доброго.
М. Митурич
22 ноября 1982 г.


личная печать М.П. Митурича (1925–2008)личная печать М.П. Митурича (1925–2008)

Про то, как я втравил Огнева — потом, а относительно судьбы почтовых отправлений на имя Нагибина уже было. Напоминаю для забывчивых: необязательность поневоле. Вал писем и непрошенных рукописей. Однажды прислали тонну красной икры с Дальнего Востока, и до последней крупинки вернулась к отправителю. Обижаться Митуричу не приходится: справка об Альвеке — ни к селу, ни к городу, а вот икорку по-человечески жаль.


‹17.02.83›
Милый Володя, спасибо
     Анютке за славные её письма. Всегда им радуюсь.
     Спасибо за книжку и за телефонное знакомство с Лесневским.
     По поводу Андриевского — сейчас завязались переговоры с «Наукой и жизнью» — тоже не плохая трибуна. Журнал очень популярный. Пока там не выяснится — наверное, не стоит разбрасываться.
     Плохие вести из Астрахани — там какие-то новые веяния. На неделе было два звонка от директрисы Галереи, с которой я имею дело.
     Первый — отчаянный — что астраханские власти снеслись с Москвой, Отделом пропаганды ЦК и другими высокими инстанциями, и идея Музея признана “несвоевременной”. Второй звонок, тоже тревожный, но другой по содержанию: Музей-де решено делать, но… не в том доме, где предполагалось, не в квартире, а во флигеле Галереи.
     Такое четвертинчатое решение также огорчительно — вся трёхлетняя работа насмарку, поскольку экспозиция в Галерее совсем иное дело, чем Музей-квартира. Огорчена и Галерея, которая использовала флигель под временные выставки. И вообще Галерея и так стеснена в помещениях.
     Но есть в этом решении и проблеск надежды — поскольку, раз Музей всё же желателен, то возражения, видимо, не идеологические, а материальные (отселение жильцов — квартиры и прочее).
     А материальные трудности всё же легче преодолевать, нежели идеологические несоответствия.
     Звонил по этим делам Радзишевскому, но он ничего сказать мне не смог.
     Спасибо за калину — всё делается так медленно, что и вправду пора заботиться о продлении жизни, чтоб до чего-нибудь дожить.
Поклон жене и ребяткам. М. Митурич.
личная печать М.П. Митурича (1925–2008)личная печать М.П. Митурича (1925–2008)


     Подал письма в Секретариат С.П. СССР — о Комиссии — и в Министерство Мелентьеву с просьбой о приёме, но ответа пока нет.

Сам узнал, передай товарищу: правильная калина продлевает жизнь на четверть века. 2008 − 1983 = 25. При этом хоть закурись. Давление вообще перестаёт прыгать. Калина с мёдом натощак. Запомнил?

А Мелентьев — это Юрий Серафимович Мелентьев (1932–1997), министр культуры РСФСР в 1974–1989 гг.


Милый Володя!

222222223333


     опять пошла большая, как жопа, тройка. Наивные астраханцы запрос приняли за решение. Решения же никакого ещё нет, и ответ Астрахани на запрос готовится вполне неблагоприятный для планов Музея: не в квартире, а во флигеле Галереи. А это значит, что будет не Музей, а скорее выставка, которая после юбилея свернётся, а всё что на неё попадёт, отправится гнить в подвалах запасниках, а кое-что, возможно, и на свалку, как не представляющие материальной ценности устарелые предметы, не настолько вместе с тем и древние, чтобы кого-то заинтересовать. Так думаю не только я, но и в Галерее. Но высшее начальство думает иначе. Дни провожу в перезвонах с Астраханью, но толку никакого. Радзишевский — Лит. Газета — тоже мнётся и молчит, хотя теперь бы им и выступить — крайний срок. Когда выйдет решение — будет поздно и ни к чему.
     Рукопись пока у Бобкова. Его я давно не видел. При первой же возможности спрошу — и если не нужна, возьму для Георгия Борисовича.
     Привет Анютке и всем домочадцам.
М. Митурич
3.III.83
(сплошные тройки!)




     Только что снова говорил с Радзишевским — с Л.Г. — снова вроде бы обещает что-то дописать, что-то сделать, но время уходит, а решение зреет, перерешать же ещё сложнее всегда, чем решать.
     Молчит суровый известняк
личная печать М.П. Митурича (1925–2008)личная печать М.П. Митурича (1925–2008)

А вы думали, что задницу на жопу я поменял ради красного словца?


Милый Володя,
     в эти недели переживал я кризис казавшейся наиболее реальной, не так давно, астраханской затеи. Сначала тревожные звонки из Астрахани. Затем в Москве оказались сразу два больших астраханских начальника по культуре. Встретился с ними. Дом отставили, предложили флигелёк Галереи, не имеющий никакой мемориальной связи с Хлебниковыми — как единственно реальную “синицу в руках”.
     Затем снова звонки, что и флигелёк велик, да и нужен для других. И может быть, не Музей, а выставку (чего?) к юбилею.
     Последний самый плачевный звонок из Астрахани был вчера. А сегодня всё перевернулось. Боюсь верить до конца — но в Астрахань пришло решение Министерства культуры делать всё в полном объёме и в первоначальном доме.
     Вот как!
333333332222


     Потому и не писал — и, оказывается, правильно делал, что в период крушения и неустойчивости всё было так неясно, что хотелось подождать, чтобы поостыло-прояснилось. С Комиссией же — по прежнему ни слуху, ни духу.
     Но может быть и там что-нибудь сварится?
     Пишу коротко — устал от писем — пришлось бурно переписываться с Астраханью (по телефону половины не слышно).
     Спасибо за калину.

     Аннушка — умница-разумница давно ты мне не посылала писем. Садись-ка напиши как ты живёшь, катаешься ли на санках на лыжах на коньках? И ещё много всяких ???????

личная печать М.П. Митурича (1925–2008)личная печать М.П. Митурича (1925–2008)

Видали: только начал принимать калину красную, и дело пошло на лад. Но вот попал или нет на приём к Мелентьеву, науке это не известно.

Науке о Хлебникове, я настаиваю. У победы сто родителей, поражение всегда сирота. Сказал Джон Кеннеди, да. Золотые слова. Если бы Митурич не обивал пороги, всяко могло быть. Могла и остаться лженаукой.

Давление в порядке, теперь бы снять усталость золотым корнем с Алтая. На нет и суда нет, попьём чайку. Теперь слушай сюда: ни в коем случае нельзя годами накапливать усталость. Приводит к сбоям памяти, сейчас докажу.


     Н. Демурова.  Я пришла к Маю Петровичу в холодный февральский день 2005 года. ‹...› Просто я позвонила, и он пригласил меня прийти. Я знала о перенесённой им операции и старалась не очень задерживаться, но мы разговорились. ‹...›
     М. Митурич.  ‹...› Теперь в той квартире, которую занимала семья, музей — Велимира, но и всей семьи. Музей занимает не только их квартиру, но и весь первый этаж особняка.
     Н. Демурова.  Это недавно было сделано?
     М. Митурич.  Да вот уже лет шесть. Начали-то давно. И получилось так, что когда бабушка с дедушкой переехали в Москву, то часть каких-то вещей они перевезли: там квартира большая была, и их некуда было деть. Так что часть этих вещей сохранилась, и книги, и буфет… Дедушка и табличку от двери привёз, бронзовую. И всё это через столько лет поехало назад в Астрахань, в музей.
     Н. Демурова.  Хорошо, что сохранилось всё…
     М. Митурич.  Да, всё, что сохранилось, вместе с альбомами всякими — там насчитали тысячу предметов — всё поехало обратно. Всё вернулось в Астрахань.
     Н. Демурова.  Но не мебель, конечно?
     М. Митурич.  Нет, почему же. И мебель тоже.
     Н. Демурова.  Как?! Вы отсюда послали мебель? Это, наверно, было сложно?
     М. Митурич.  Да нет, они это сами сделали. Два шкафа, один столик и ещё кое-что — астраханские. Потому что, когда они в Москву приехали, у отца вообще мебели не было. Была мастерская и какие-то вещи, сколоченные им самим. А потом появилась астраханская, хлебниковская. Она так и простояла до своего возвращения. И табличка вернулась на свою дверь. Решение о создании музея было принято давно, насколько я помню, в 1979 году. Очень долгая история была с отселением: в доме были большие квартиры, и надо было расселить людей. Только в 1995 году все получили квартиры.
Картинки и разговоры. Н. Демурова, 2008. Май Митурич.
http://a-la-la-la.livejournal.com/38400.html



Сбой памяти. Слова о том, что решение о создании Музея состоялось в 1979 году, не соответствуют действительности. См. неложное свидетельство М.П. Митурича-Хлебникова:


Вариант иллюстрации М.П. Митурича-Хлебникова к стихотворению С.Я. Маршака «Три мудреца»

Три мудреца в одном тазу
Пустились по морю в грозу.
Будь попрочнее старый таз,
Длиннее был бы мой рассказ.

Английская песенка из сборника детских стихов Самуила Яковлевича Маршака «Шалтай-Болтай». Один из мудрецов — Май Митурич, ясно. Второй — этот, как его. Который выпал из герба. А кто третий?

Ещё раз, ещё раз: не хочу и не буду отбирать хлеб у самого себя. Всякому овощу своё время, даже овощу воображения. Ладно, уговорили: третий мудрец в тазу — Серёжа Бобков.


Милый Володя,
     полный, полнейший штиль не влечёт к писанию писем.
     Но вот — можно поздравить тебя с нагибинской статьёй.
     Считаю её значительным сдвигом. И хорошо, что она не “научная”, а душевная.
     Не помню, писал ли, что с апреля снова стал преподавать в Полиграф. Институте. Прибавилось нагрузки, особенно теперь, когда кончается год. Просмотры — аттестация курсов.
     Через день еду с дачи в Москву в Институт. Потом обратно на дачу, где идёт полным ходом ремонт.
     От твоих звонка пока не было — возможно, что не застали, хотя, когда мы в Москве, Ирина обычно сидит дома.
     На даче с нами Вера и внучка.
     У Веры сложные квартирные дела. Их выселяют с Кировской, в связи с ремонтом дома. Ну и трудно, конечно, решиться из центра уехать в далёкий какой-нибудь район.
     Сейчас они наконец-то решились на улицу Яблочкова (это не так далеко, как другие новостройки). Но хлопот с ордерами, прописками, а затем и переездом немало.
     И Машка часто на нашем попечении здесь на даче.
Всего доброго.
М. Митурич
4 июня 1983



личная печать М.П. Митурича (1925–2008)личная печать М.П. Митурича (1925–2008)

Дорогое для меня письмецо: Митурич перешёл на ты. Высокая награда, памятуя о хлебниковской повадке. Пётр Васильевич так и не дождался. Ещё бы: тесть с тёщей до последнего вздоха звали друг друга по имени-отчеству и на вы. Значительный сдвиг — и Май со мной на ты. В одностороннем порядке, ясно.

Вера — это Маевна, дочь. Можно и вымарать, какое имеет отношение. А вот имеет. О Маевне речь впереди, уже после Серёжи Бобкова. Называется «Две Веры».


Милый Володя!
     Строгое внушение бывает полезно для меня: и правда, не попытать ли счастья с Урбаном?
     Но по правде, я не нахожу его письма с координатами и как звать его (?) Сообщи, пожалуйста, попробую с ним связаться.
     Бобкова давно не видел и не застаю по телефону. Видимо, они на даче или в отъезде. Так что и рукопись взять не мог. Но по разговору, давнему уже теперь, он не нашёл применения твоим стихам для своего журнала, и ты можешь быть свободным в своих действиях в отношении других издательств.
     Наши приветы милой Тане и Анютке, тоже совсем миленькой.
     Других новостей нет как нет.
Всего доброго. М. Митурич
22 июня 1983 г.


личная печать М.П. Митурича (1925–2008)

Видали: строгое внушение. У меня не побалуешь. Паук, второй Суслов. Тот был красный мизгирь, а я прозрачный. Паук-невидимка. Бедняжка Май бьётся в моих тенётах: то с Лесневским свяжись, то позвони Огневу, то напиши Урбану. Приятно вспомнить.

Обрати внимание: милая Таня, миленькая Анютка. Побывали-таки в гостях у дедушки Мая. Проездом в Болгарию. Понежиться на Золотых песках.

Золотые пески милой Тане понравились, но лучше как бы одной. Лучше мечтается. Куда поехать на следующий год. С кем поехать — не вопрос, мечтаем о куда. Милый друг, наконец-то мы вместе. Истомилась младёшенька, исстрадалась душа-девица. Дай парусу полную волю, сама же я сяду к рулю | назвался груздем — полезай в кузов | куй железо, пока горячо | кто не стучится — тому не открывают | кто не успел, тот опоздал | свято место пусто не бывает | тать у татя украл утятя | семь бед — один ответ | битая посуда дольше служит. И всё в таком духе.

На Брянскую дорожка проторена, отчего не заглянуть на огонёк, мимоедучи как бы одна. На два огонька, вот именно. Заглянет, и огоньков уже три. Хотела, говорит, я соблазнить твоего Митурича, да Ирину пожалела. Такая вот дружба семьями.

Дружба дружбой, а служба службой: поручение лета 1983 года выполнено, см. отчёт о проделанной работе:


Ответы М.П. Митурича-Хлебникова на вопросы В. Молотилова

Мои вопросы, Митурич отвечает коротенько. Лишний раз убедиться в пользе калины (вопрос №16) — благая цель, но зачем вникать в обстоятельства дочери (вопрос №6)? Праздное любопытство? Плохо вы знаете уголовников. Потом, потом.

Ответ на вопрос №7: «Наука и жизнь» отказалась печатать повесть Андриевского. Переводится так: даже заручки Георгия Борисовича не помогли. Он был на короткой ноге с Радой Никитичной Аджубей (род. 1929), дочерью Хрущёва, и посоветовал Маю толкнуться к ней. Отрывки из «Игнач-креста» (вопрос №2) Рада Никитична пробила, «Мои ночные беседы с Хлебниковым» — нет. И только после этого Май закинул удочку в «Дружбу народов». Уже точно зная, что и почему не пропустят ни под каким видом. И взял грех на душу: собственноручно вымарал сомнительные места. Видите, мол, какие мы паиньки. Похерил самое ценное в повести. О-хо-хо.


Милый Володя,
     я и сам подвержен депрессивным настроениям, но проку в них ни для души, ни для тела, ни для дела нет.
     Давай брать пример с твоего Ивана — и будет это лучшее, что мы можем делать.
     Я только что вернулся из Болгарии, где в Софии открылась моя выставка. Пробыл десять дней в атмосфере любви и дружбы, тёплой сверх ожидания.
     В сентябре должен ехать снова на открытие этой же выставки в г. Толбухине.
     Что же касается более серьёзных дел — застой продолжается, хотя как просвет — мелькает подготовка томика стихов в издательстве «Советская Россия», возможно с графическим сопровождением (из архивных материалов). Работает над составлением Дуганов. В сентябре сборник должен быть сдан в производство.
     Остальные проекты — в более расплывчатом виде. Так что и говорить о них рановато.
     Хотя у Бобкова тоже договор на сборник большего объёма, чем у Дуганова — в издательстве «Худ. лит.» — (тоже Хлебникова).
     Шлём привет милой Тане и Анютке.
     А с Ивана будем брать пример, равняться, так сказать, по нему. Ладно?
Всего доброго.
М. Митурич


личная печать М.П. Митурича (1925–2008)личная печать М.П. Митурича (1925–2008)

Учитель жизни, наш с Митуричем. Равнение на Ивана. Слушаюсь.


23 сент. 83.
Милый Володя,
     у нас тоже плохая полоса: у Ирины сильнейшее обострение её болезни.
     По разным причинам получилось так, что около двух недель промучилась дома, вчера же в тяжелейшем состоянии отвёз, наконец, её в больницу — прямо в “изолятор” для подготовки к срочной операции. Видимо, тяжёлой — полостной. И вот, пока ничего не знаю, что дальше — звонить велели сегодня в 11.
      Для Анютки я вспомнил песенку, которую пела ещё моя мать:

Ай-люли, ай-люли,
Единицы да нули,
Двоек-троек очень мало,
А четвёрок не бывало,
А пятёрки уж давно
Улетели за окно.


     И ещё скажи ей, что тётю Иру я и с косичками бы любил и без очков — тоже любил бы. И её, Анютку, буду любить и с косичками и с бантиками и без бантиков. И без очков.
     Что же касается двоек-троек, то по секрету скажи ей, что четвёрки всё-таки лучше, и я очень прошу её порадовать всех нас четвёрочками, от которых — тёп, тёп и до пятёрочек добраться недалече.
     Статья Радзишевского всем хороша, но появилась, как выразился один знающий человек, в мёртвый сезон. А со временем и след её простынет вовсе.
     Во всяком случае, в Москве ощутимой реакции на неё нет. В Астрахани же, по письмам друзей моих, “забегали”, но бегать-то надо было три года назад: что можно сделать за полгода-год? Разве что провозгласить „здесь будет город заложён”. Но это уже и было.
Кланяйся Тане и милой Анюточке. М.

     Звонил сейчас в больницу — состояние плохое, но операцию ещё не назначили…
личная печать М.П. Митурича (1925–2008)личная печать М.П. Митурича (1925–2008)

Это уже было, про мёртвый сезон. С Донатосом Банионисом. Ну и что. Повторение — мать учения. Зато появилась важная подробность: выразился один знающий человек. Один только и был, знающий. А передал Маю эти слова его сын.


Продолжение ka2.ru

Передвижная  Выставка современного  изобразительного  искусства  им.  В.В. Каменского
       карта  сайтаka2.ruглавная
   страница
исследованиясвидетельства
          сказанияустав
статистика  посещаемости  AWStats 7.6:
востребованность  каждой  страницы  ka2.ru  (по убывающей);  точная локализация  визита
(страна, город, поставщик интернет-услуг); обновление  каждый  час  в  00 минут.