ВМ

Алферьево и окрестности

(к жизнеописанию Веры Хлебниковой)

Продолжение. Предыдущие главы

6. Черкесы

амая, по мне(нию некоторых), разлюли-малина —

С чем бы сравнить. Предвылуп цыплёнка: вот-вот взлом Вселенной, первый писк и первый червяк.

Только разлюли-малиновые виды на будущее. Никаких свиней, жрущих нашего брата мимоходом, никаких дьявольски дальнозорких коршунов. Ка-ак вылуплюсь, да как пойду расти, как пойду! Старожилы не запомнили такой роскоши хвоста и гребня, а шпоры — не видано и не предвидится таких шпор!

Говорят, ошибка хуже преступления. Смотря какая ошибка. Необратимая — да, хуже. Свалял дурака и умер, пятно на всю вечность. Но если дал задний ход — ошибка из хуже преступления делается лучше преступления. Лучше преступной халатности, преступного бездействия, преступного попустительства и далее по нарастающей, до разбоев и подделки Рембрандта. Ещё наддал вспять — ошибка становится залогом подвига.

Таков русский человек. Напортачил → опомнился → подвиг. Собственно подвиг не исключает опустошения и упадка, но войти в ум допрежь доблестного поступка — острое наслаждение.

Работа над ошибками ввергает русского человека в состояние блаженства, порой невыносимого. Запросто можно заразиться. Счастливые заметно глупеют, будь начеку.

О, ты не знаешь упоения в бою за родовое прозвище Кириченко (Kyrychenko). Ну так узнай. Докладываю заведомо задним числом (подвигскóнца, по Хлебникову), без напускной внезапности. Залог бессмертья (может быть) далеко позади, но блаженство длится и длится. Постараюсь подобрать слова с неприятным даже для всеядных всепрощенцев послевкусием. Игра стоит свеч: ухитрился оттенить своё тихо-заразное счастье — дачник (санскр. daa ‘давать’ → datta ‘даримое, bestowed as a gift’) изящной словесности, не ухитрился — неудачник. Работает золотое правило Ильи Репина:

Всё-таки сподобился уразуметь чёрта лысого (рога затрудняют бликование плеши — грязца в свет). Тьмы и тьмы носителей родового прозвища Кириченко сошли в могилу незнайками, тьма тьмущая современников чешет в затылке и выделывает плечами ужимку недоумения. Спроси чего полегче, дескать. Или мямлят: было такое имя Кирик. Папа Кирик, дети Кириченко. Тут вычмокивается из болота лысый, но белоснежно-пушистый чёрт и радостно блеет (а Репин млеет от восторга):

— Кирило → Кириле-е-е-нко | Кирильче-е-е-нко | Кирилче-е-е-нко | Кириляче-е-е-нко; Кирий (нар. варіант від чол. імені Кирило, пор. діал. Кирей) → Кирее-е-е-нко | Кирие-е-е-нко; Кирик → Кирике-е-е-нко!

Ох и зычно блеет, сволочь. Уже вчмокнулся обратно в трясину, а эхо мечется и мечется меж дубов (дубина в приложении к человеку есть чистая тень на плетень, без грязцы; дуб — светотень со всячинкой):

— Кирике-е-енко...

А теперь вбей закономерное от Кирика родовое прозвище Кирикенко в стороку поиска, Игорёк. Мало, но есть в природе. Рiдну мову не пiддурити!

Задание второе: вбей незакономерное от Кирика родовое прозвище Кирикченко. Тоже налицо носители. Гораздо меньше Кирикенок числом, но есть. Приблизительно тот же расклад, что и с потомками Кирило: Кириленко располным-полно, Кириляченко негусто.

Недоумевая, перетряхиваю списочный состав рати гетмана Зиновия Богдана Михайловича Хмельницкого на предмет именного корня Кир-: Киракъ 1, Кирεй 1, Кирεцъ 1, Кирикъ (Кирыкъ) 134, Кирило (Кирыло) 57, Кирилъ (Кирылъ) 4, Кирис 1, Кириякъ 2, Кириянъ 1, Кирстъ 1, Кируша 1, Киръсый 1, Киръшъта 1, Кирѣй (Кирий, Кирый, Кѣрѣй) 20, Кирякъ 1 (по: Реєстр Війська Запорозького 1649 року / Підгот. до друку О.В. Тодійчук (голов. упоряд.) та ін. — К.: Наукова думка, 1995. С. 514).

Полковые писаря довели-таки до сведения первого лица (Яна II Казимира, милостью Божьей короля польского, великого князя литовского, русского, прусского, мазовецкого, жемайтского, ливонского, смоленского, северского, черниговского, а также наследного короля шведов, готов, вендов): имён Кирикъ (разнописание Кирыкъ того же староукраинского письма) сто тридцать четыре; Кирило и Кирилъ (Кирыло и Кирылъ) — шестьдесят одно; Киреев со всеми оговорками — двадцать.

Это ж надо ж: Кирика вдвое больше, чем Кирилла, над Киреем — шестикратная перемога! При этом никаких Кирикенко и Кирикченко (далее Кyrykçenko) пiд рукой пана Хмельницького нема.

Имеем корыто — раз, воду — два, ребёнка — три. Корыто заодно с водой, сообщники. Двое против одного младенца, вот гады (ну как послевкусие, всепрощенец?). Так и лезут мне под руку выплеснуть дитя. Не надейтесь, не выплесну. Исчезающе малого Кyrykçenko я поставлю на такие ноги, что башенный кран убежит, заохав. Ибо не младенец, а бессмертно-юный пережиток седой старины. Родовое прозвище Кyrykçenko — то самое прошлое, в которое не советуют стрелять наобум: ответка наповал обеспечена. Попал или пропал, иного не дано. Называется благоразумное целеполагание.

Благоразумное целеполагание подразумевает правильный выбор исходного посыла. Извольте: родовые корни маминых Кириченко за днепровскими порогами, в Сечи.

Это наиглавнейший посыл, неподвижное солнце истины. Внимание на спутники: Страх и Ужас. Так называемые хохлы языково сосредоточены в довеске -енко — Страх; победительный Кирик застрял на скамейке запасных — Ужас.

Исходный посыл грозит неосторожной голове солнечным ударом, а спутники так и норовят вызвать затмения, приливы и бессонницу. Самолишение сна — следствие напряжённой работы мысли (дурак спит на разрыв мочевого пузыря). Башковитая бессонница являет собой длительное бодрствование с провалом в короткую дрёму, во время которой мыслители уровня Менделеева открывают законы природы. Называется сплю и вижу. Увидев, просыпаюсь осчастливить человечество.

Итак, веки подымаются. Подымаются веки: cторонних — включая москалей на царской службе — наблюдателей в пределы Сечи запорожцы допускали с большим скрипом, но допускали. Записки Боплана (Guillaume Le Vasseur de Beauplan. Description d’Ukranie) и князя Семёна Ивановича Мышецкого (Исторiя о Казакахъ Запорожскихъ, какъ оные изъ древнихъ лѣтъ зачалися, и откуда свое происхожденіе имѣютъ, и въ какомъ состояніи нынѣ находятца, сочиненная отъ инженерной команды) свидетельствуют, что Низовое козачество — до единого пришлый народ. Оно и понятно: прекрасный пол заповедан под страхом смерти. Стало быть, местные уроженцы — ну никак.

Пришлый народ — раз, беглые — два.

Громадная разница. Пришлого запорожца изобразил Гоголь в Тарасе Бульбе со чады: не зовсiм близенько той хутiр для биття посуду або жiнки.

Закавыка в том, что пришлые сечевики в подавляющем большинстве малороссияне, коих я сосредоточил в довеске, но не допускаю в корень исследуемого родового прозвища.

В подавляющем большинстве, за редким исключением. Но этот перевес в отношении первонасельников поражает своей точностью до наоборот: малороссияне, ау!

Поражает покамест немногих. Немногих, если писаться мы, Владимир Сергеевич. Временное явление, вроде плоской Земли на трёх китах. Прикую внимание — народы наперегонки ринутся наддуть объём. Всё новое — хорошо забытое старое. Вспоминаем вавилонское столпотворение, забывая разделение языков — и ложная трёхкитовка пошла-поехала нарезать правильные времена года. Так и будет, попомни мои слова.

Вот какие слова: держусь мнения, что первобытное козачество за порогами Днепра хохлы только причёской — раз, верой православной — два. Выделяю второе как основной показатель (греч. άχία, лат. principum); причёска — приятное дополнение.

Та, трохи не забув важний додаток: курінний харч. Назагал: зачiска, харч та вiра православна — вот и все точки пересечения летописных козаков с не летописными. Тоже козаками, да. И тоже морскими разбойниками, о чём поведать не премину под страхом потери лица.

Эге, да в моём лукошке семенное зерно пополам с жареными подсолнухами. Сеятель кисти О. Бендера на пароходе современности, ну и ну. Зовём Дарвина. Дарвин беспощадно производит отбор: зачiска та харч — геть.

Це зовсiм друге дiло. Не каша во рту, но чеканные слова. А ты прислушайся:

первобытные запорожцы — горцы греко-православного вероисповедания, морские разбойники.

Что ни слово, то песня. Особенно ласкают слух имена прилагательные и запятая. Не православные горцы и морские разбойники, а перечисление признаков одного и того же нарицания. Приласкали слух, ласкаем глаз:

первобытные запорожцы = греко-православное вероисповедание ← горцы → морской разбой.

Не всё делает один человек, но камень во главу угла испокон закладывает сам зиждитель. Отнюдь не поручу дяде с улицы весь — от и до — наддув плоского (без гор) представления о запорожцах, называйся этот дядя хотя бы и человечество. Провалит дело горячкой не по существу. Хіба що пiд завiсу нехай швидкуе.

Показую як надувати, зiрко примiчай.

Достаточно беглого знакомства с адыгским изводом Нартиады, чтобы заподозрить неладное для запорожцев-славян: богатырь Сосруко (адыг. Саусырыкъо), богатырь Бадыноко (кабард. Бэдынокъуэ). При этом къо = сын, сыновний (Русско-адыгейский словарь. Под ред. Х.Д. Водождокова. ГИИиНС, М.: 1960. С. 913). Заглядываем в словарь кабардинцев: сын = къуэ (Русско-Кабардинско-Черкесский словарь. Сост. Б.М. Карданов, А.Т. Бичоев. ГИИиНС, М.: 1955. С. 828).

Припоминаем староукраинское написание Киричєнко | Киричεнко | Киричεнъко, латиницу Kyrychenko и великорусское побуквенное истолкование Кырыченко. Не сын ли черкаса (черкеса, чиркаса, чиаркаса) по имени Кырычен?

Достаём с заветной полки Адыгейско-русский словарь. Под ред. Ж.А. Шаова. Майкоп, 1975:

• къырижъын — высыпать (на теле);

• къырикIэн — налить что-л. во что-л.;

• къырищэн — 1. продать что-л. кому-л., 2. завести, провести, ввести;

• кIэрыкIэн — 1. отойти от кого-чего-л., 2. сойти с чего-л., 3. оставить кого-л.

• кIэрыщын — отвести кого-л. от чего-л.

Глаголы, ни одного имени существительного. Бывают отглагольные родовые прозвища? Почему нет: русский Молотилов, поляк Пржевальский (от przewalić — опрокинуть, свалить, перекатить), чехи Выскочил (Vyskočil), Выходил (Vychodil) и Поспишил (Pospišil). Уверенно созидаю из адыгских глаголов искомое звукоподобие:

• Къырижъыныкъо (= Прыщенко);

• КъырикIэныкъо (= Наливайко);

• Къырищэныкъо (= 1. Продавайло, 2. Провожайло);

• КIэрыкIэныкъо (= Бегленко);

• КIэрыщыныкъо (= Проводященко).

Небольшое пояснение: адыгское ‘къ’ (велярный смычный преруптив, т.е. глухой непридыхательный звук, образуемый поднятием задней части языка к мягкому нёбу) произносится къы, адыгское ‘кI’ (альвеолярный палатализованный полусмычный абруптив, т.е. подобие мягкого взрыва при быстрым движением гортани вверх, касании языком передних зубов у дёсен и выдохе через полусомкнутый рот) произносится кIы.

Таким образом, все образчики более-менее соответствуют вожделенному Kyrychenko (Кырыченко). Первый слог кое-где соответствует со страшной силой.

Производим отсев по второму слогу. Хотелось или нет, Къырижъыныкъо (= Прыщенко), КъырикIэныкъо (= Наливайко) и Къырищэныкъо (= 1. Продавайло, 2. Провожайло) геть з ума. Особенно жаль Наливайко.

Оноежъ войско Запорожское, егда услышитъ Татаръ или Поляковъ  въ слабомъ состояніи и неосторожности, то собрався какъ изъ Сѣчи, такъ и изъ зимовниковъ въ немалой силѣ чрезъ вольность свою нападеніе чинятъ, и отъ Татаръ или отъ Поляковъ часто получаютъ себѣ великую добычу, и отгоняютъ у нихъ множество лошадей и скота, а самихъ Татаръ рубятъ и въ полонъ берутъ, и привозятъ въ Сѣчу и дѣлять между своей партіей по своему обычаю. И по раздѣлѣ бываетъ у нихъ великое веселіе, и многіе дни гуляютъ, пьютъ, ходятъ по улицамъ, кричатъ, объявляя свою храбрость; и за ними носятъ въ ведрахъ и котлахъ вареное  съ медомъ, и холодное хлѣбное вино а по ихъ названію горѣлку, пиво и медъ; а за ними ходитъ преогромная музыка, и школьники съ пѣніемъ. А ежели кто съ ними встрѣтитца, то всѣхъ подчиваютъ и просятъ на горѣлку и на прочее питіе; а ежели кто не будетъ пить, то бранятъ ругательно; и хотя его и не знаютъ, какой бы онъ человѣкъ ни былъ, однако подчиваютъ, и въ такомъ своемъ веселіи и гуляніи чрезъ немногіе дни, удивленія достойно, какъ они прогуливаютъ великую сумму денегъ; и не токмо что полученную добычу, но и старое что имѣютъ, въ забытомъ своемъ пьянствѣ пропиваютъ и входятъ отъ того въ великіе долги, платя какъ за напитки, такъ музыкантамъ и пѣвчимъ.
Семен Мышецкій.  Исторiя о Казакахъ Запорожскихъ.
Одесса. Въ Городской Типографіи. 1851. С. 53–54.

Таким образом, в обойме звукоподобий (звуковых кукол, по Хлебникову) остаются КIэрыкIэныкъо (= Бегленко) и КIэрыщыныкъо (= Проводященко).

Оба (обе) заманчивы до степени пальчики оближешь. Разве не лестно быть потомком беглого к черкасам черкеса? Ещё как лестно. А плохо ли найти корень своего рода в горце-проводнике? Очень даже неплохо.

До того я ловко устроился, что даже противно. Следует отрезвиться мнением Григория Сковороды о водоразделе задушевного приятельства и болезненной правды: „Сократ менi друг, хай буде iстина дружиною”. Водораздел осознаём так: муж (чоловiк) и жена (жiнка | дружина) — едина плоть (їдна сатана).

Отрезвились Григорием Сковородой, айда ясным оком наблюдать адыгскую азбуку. Удивления достойно многообразие согласных ч: ‘ч’ (чы), ‘чъ’ (чъы, альвеолярный придыхательный полусмычный), ‘чI’ (чIы, альвеолярный полусмычный абруптив).

За месяц ежедневного общения с черкесами я узнал множество их слов и уже самостоятельно понимал язык. Составив небольшой словарь, я был страшно раздосадован тем, что во время поездки в Анапу мой разговорник для общения с весьма немногими владеющими там черкесским языком оказался почти бесполезен. Когда я принялся за переделку орфографии, то двадцать раз менял буквы для одного и того же звука, хотя предельно внимательно следил за произношением черкесов (I changed twenty times the same letters for the same syllable, although I paid the utmost attention to the pronunciation of the Circassians). Эта трудность присуща большинству их слов: я отношу это к тому, что, поскольку народ не имеет письменности, звуки ещё не устоялись, вследствие чего артикулируются небрежно, в неопределённой манере, которую можно передать голосом, но никак нельзя передать буквами. Держатся такого мнения и турки. Рассказывают, что Султан послал учёного в путешествие с заданием выучить все языки на земле. По возвращении тот признался, что не знает черкесского, и, вытащив из кармана мешочек с галькой, начал его трясти, говоря, что это единственный способ передать звуки этого странного языка (learned man drew from his pocket a small sack filled with pebbles, which he began to shake, saying that it was only in this manner that one could imitate the sounds of that singular language).
Мариньи, Тетбу де.  Путешествие в Черкессию.
СПб: ИД «Невские берега», 2015. С. 76–77

     Ни один язык не казался мне таким трудным для произношения и письменного изображения, как черкесский. Нет ничего более изменчивого, чем гласные и двугласные этого языка, которые подвергаются множеству колебаний, изменений ударения, трудно уловимых для европейского уха. Гласный звук то длинный, то краткий; он может быть то жёстким и резким, то нежным и гортанным, с придыханием или без него, и каждое из этих изменений придает особый смысл слову. Гортань ни одного европейца не в состоянии передать горловые и нёбные звуки, выражающиеся своеобразными прищелкиваниями и изменениями голоса.
Фредерик Дюбуа де Монперэ.  Путешествие вокруг Кавказа.
Сухуми: АбГИЗ. 1937. С. 36

Таким образом, звукоподобные химеры КIэрыкIэныкъо и КIэрыщыныкъо — громадная натяжка. Отрекаюсь и отрясаю прах.

Думаешь, легко наступить на горло собственной песне? Выручает неколебимая вера в торжество справедливости. Разъяли звуковую куклу Шевченко — разоймём и Кириченко.

Тоже наука упёрлась в тупик, пока не сообразила чья-то умная голова: Шевченко посредством адыгского языка отзывается на Попенко (= рус. Попович, белор. Паповіч, серб. Поповиħ).

Делается так. Раскрываем заветный Адыгейско-русский словарь. Под ред. Ж.А. Шаова. Майкоп, 1975 на странице 410 и производим осыновку: шэуджэн (священник) + къо = шэуджэныкъо (сын священника). Закрываем словарь с чувством глубокого удовлетворения торжеством справедливости: староукраинское Попєнъко есть прозвищная веха русского православия, староукраинское Шєвчєнъко — горского.

А мамины Кириченко продолжают смахивать на локоть, который не укусишь.

Всё-таки задержусь на горском запорожце Поповиче, святая память Кобзаря того стоит.

Военный строитель и картограф Боплан с начала 1630-х по 1648 год на польско-литовской службе, очевидец подавления восстаний Павлюка (Павлюги) и Остряницы (Будьте грозны, как Остраница). Предел его осведомлённости положил успех гетмана Зиновия Богдана Михайловича Хмельницкого: надоба в услугах Боплана перестала соответствовать его заработку, пришлось вернуться на родину.

Налицо свидетельство прилежания черкесов к христианству в середине XVII AD. Можно не придавать значения: Боплан знает о них понаслышке, даже переврал татарами. А можно понимать его слова так: Турция всей тушей навалилась на Кавказ, однако черкесы отуречиться не спешат, берегут веру предков.

     ‹...› архиепископ Харьковский Макарий, ссылаясь на свидетельства монаха Епифания (VIII в.), писал: „Первые семена христианства были занесены сюда ещё в I в., благодаря апостольской деятельности святых Андрея Первозванного и Симона Кананита в причерноморских греческих колониях Кавказа. Отсюда христианство проникло и в среду заселявших Северный Кавказ адыгов (черкесов). По церковному преданию, св. апостол Андрей в 40-м году н.э. проповедовал христианское вероучение среди горских народов: алан, абазгов и зикхов”.
     ‹...› Территория, занятая адыгами, в духовном отношении подчинялась четырём епархиям, епископы которых назначались Византией. В Зихии эти епархиальные центры находились в Фанагории, Метрахе (Таматархе), Зикополисе и Никополисе. Имеются сведения об участии епископов Фанагорийского и Зихийского в церковных соборах в начале VI в. В документах Цареградского собора 519 года стоит подпись епископа Фанагорийского Иоанна, а в материалах Константинопольского собора 526 года встречается имя Зихийского епископа Дамиана.
     ‹...› На рубеже VII–VIII вв. центром христианства на Северо-Западном Кавказе являлась Никопсия. Вместе с Боспорской эта епархия называлась Зихской и упоминается в епископском списке, составленном в 807–815 гг.
     ‹...› С XIV века на Северном Кавказе стало распространяться католичество, что было связано с Генуэзскими и Венецианскими факториями на побережье Черного и Азовского морей. Известно, что в 1349 г. адыг Жан де Зики (Jean de Ziquie) был посвящен Папой римским в архиепископы; католиком, очевидно, был и адыгейский князь Миллен (или Верзахт), с которым Папа римский сообщался в 1329 и 1333 годах.
     ‹...› М. Селезнев сообщает, что адыги „‹...› в начале года постились целую неделю, питаясь одними бобами, праздновали также масленицу, соблюдали 48 дней Великого Поста. В продолжение Поста собирали яйца, не употребляя их даже по надобности, разбить яйцо считалось преступлением. Накануне Пасхи красили яйца, сперва разговлялись ими, потом уже другими яствами. Говорят, что даже теперь ‹...› во многих местах в горах соблюдают эти обряды”.
     До XIX века сохранялся и обычай IутыIыж (Пасха), а в названиях дней недели до сих пор сохранились следы Великого Поста и малого Поста: пятница — адыгская бэрэскэшху (большая параскева), среда — бэрэскэжъый (малая параскева). Н. Дубровин отмечает, что „‹...› у черкесов нечто вроде мясопуста и сыропуста православной церкви — ллеумышхе и кояште — праздники, исполняемые ежегодно ранней весной, один за другим, с небольшими промежутками. Ллеумышхе в буквальном переводе означает не есть мяса, а кояште — взятие сыра”.
     Такое восприятие христианских постов адыгами лежит, видимо, в том, что адыги, за исключением особых случаев, и так были очень умеренны в пище, считая последнее необходимым качеством хорошего воина. Умеренность в пище, наряду с мужеством и почтительным отношением к женщине, всегда являлись характерными чертами адыгов.
Ляушева С.А.  История православия адыгов.
www.pravoslavie-i-islam.ru/lyau.htm

Умеренность в пище низовых запорожцев удостоверена кн. Мышецким:

Въ каждомъ куренѣ у нихъ кухарь имѣется одинъ, да помогаютъ ему куренные малые ребята, воду носятъ и котлы обмываютъ; онъ же токмо варитъ на всѣхъ Казаковъ, сколько оныхъ въ куренѣ ни будетъ; и за труды оному кухарю даютъ куренныхъ денегъ, по два рубли, да еще, сверхъ онаго, съ каждаго Козака по пяти копѣекъ въ годъ. И готовитца имъ пища такая, по ихъ названію: соломаха, которая варится изъ муки съ водою густо; а другое у нихъ готовится кушанье, по ихъ названію прозывается — тетеря: варитца изъ муки и пшена не очень густо, на квасу, или на рыбной поливкѣ; а муку и пшено покупаютъ на куренныя деньги. А которые похотятъ рыбы или мяса, то покупаютъ артелью, а прочіе вышеписанною соломахою и тетерей довольствуютца. Печенаго обыкновеннаго хлѣба никогда въ куреняхъ у нихъ неимѣется. Пища ихъ поставляется на столъ на лоткахъ, или, попросту сказать въ корытахъ, а по ихъ званію въ ваганкахъ.
Семен Мышецкій.  Исторiя о Казакахъ Запорожскихъ.
Одесса. Въ Городской Типографіи. 1851. C. 52–53

Ну и что умеренность в пище, римские воины тоже питались исключительно злаками. Отважный получал пшеницу, осторожного продовольствовали ячменём (найкращеє лiка вiд страху, докiль не пиво). Самое время пуститься на розыски соответствия слова ‘соломаха’ (Salamake у Боплана) адыгскому понятию о мучном, но разве тебя этим проймёшь? Я тебе — горскую кухню, ты в ответ: сечевики промышляли морским разбоем, чего не скажешь о так называемых черкесах, даже и вполне православных.

Ещё как скажешь.

     ‹...› прибыли (миссия доминиканцев около 1235 г. — В.М.) в страну, которая именуется Сихия, в город, именуемый Матрика, где князь и народ называют себя христианами, имеющими книги и священников греческих.
Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейский авторов XIII–XIX вв.
Нальчик, 1974. С. 32.

     ‹...› К югу от нас (Рубрук, путешествие 1253 г. — В.М.) были величайшие горы, на которых живут по бокам, в направлении к пустыне, черкесы и аланы, или аас, которые исповедуют христианскую веру и всё ещё не поддались татарам.
Ibid., С. 36

     ‹...› земля черкесов, также при Чёрном море, населённая христианами, исповедующими греческую веру (Шильтбергер, около 1410 г. — В.М.); тем не менее они злые люди, продающие язычникам собственных детей своих и тех, которых они крадут у других; они также занимаются разбоями и говорят особенным языком.
Ibid., С. 38–39

      Zychi (Джорджио Интериано, после 1450 г. — В.М.) — называемые так на простонародном итальянском, греческом и латинском, татарами же и турками именуемые Ciarcassi — сами себя называют Adiga. ‹...›
     Язык их трудный — отличающийся от соседних и очень гортанный.
    Они исповедуют христианскую религию и имеют священников по греческому обряду. Крещение же принимают лишь по достижении восьмилетнего возраста, и крестят у них по нескольку человек зараз простым окроплением святой водой, причём священник произносит краткое благословение. Знатные же не входят в храм до шестидесятилетнего возраста, ибо, живя, как и все они, грабежом, считают это недопустимым, дабы не осквернять церкви, по прошествии же этого срока, или около того времени, они оставляют грабёж и тогда начинают посещать богослужение, которое в молодости слушают не иначе, как у дверей церкви и не слезая с коня.
     ‹...› Новорожденныму дают имя того, кто первым из посторонних войдёт в дом после родов, и если это — грек, латинянин или вообще носит иностранное имя, то всегда прибавляют к этому имени ‘ук’; например, Петро → Петрук, Пауло → Паулук и т.д. (nome Uc, come a Petro, Petrùc, a Paulo Paulùc etc.)
    Они не имеют письменности и не пользуются никаким алфавитом — ни собственным, ни иностранным. Священники у них служат по-своему, употребляя греческие слова и начертания, но не понимают их смысла. ‹...› Носят сапоги и ботинки, надеваемые одни на другие и весьма нарядные, а также широкие холщовые шаровары (calzebrache). Усы носят длиннейшие. Имеют всегда при себе на боку прочее своё снаряжение: огниво в красивом кожаном кисете ‹...› бритву и оселок для её оттачивания, так как они бреют голову, оставляя на макушке пучок волос, длинный и спутанный: как говорят иные, для того, чтобы ухватить отрубленную голову, не марая лица окровавленными руками ‹...›
Ibid., С. 46–49

     Это (свидетельство Мартина Броневского о кабардинцах, 1593 г. — В.М.) совершенно свободный народ, имеет многочисленных и храбрых князей, которым подчиняются отдельные племена и роды. И хотя они называются христианами и известно, что бóльшая часть их была таковыми ещё во времена генуэзцев, но, лишённые в дальнейшем храмов и покинутые священниками, они теперь сохраняют лишь смутное воспоминание о религии. Большинство из них — идолопоклонники, хищные и грубые в своей среде, но гостеприимные и щедрые с чужестранцами.
Ibid., С. 54

     Все они (доминиканец Арканджело Ламберти о сванах, абхазцах, аланах, черкесах, зихах, карачаевцах, 1654 г. — В.М.), хотя величают себя именем христиан, но ни по вере, ни по набожности ничего христианского у них не заметно.
Ibid., С. 59

     В Чиркасии (доминиканец д’Асколи, 1634 г. — В.М.) зерновой хлеб не употребляется, хотя зерно и сеется; взамен хлеба едят густо сваренное в котле просо, без соли, и называют его паста.
     ‹...› у чиркасов нет ни храмов, ни священников, а имеются лишь так называемые шугуены, заменяющие духовных лиц. Эти шугуены умеют читать немножко по-гречески ‹...›, отпевают покойников и т.п.; впрочем, некому служить обедню или совершать иное таинство. ‹...› Право, не знаю, отчего священники из других стран не могли удержаться среди них; потому ли, что подвергались ежечасным кражам, так как эти чиркасы не щадят никого, или же по причине их убогого и как бы шипящего языка, труднее которого нет на свете. ‹...›
     У них сохранились некоторые добрые христианские обычаи; например, по вторникам, средам и пятницам они не едят мяса круглый год; соблюдают посты перед праздниками святых Апостолов в июне и Успения пресвятой Богородицы в августе; постятся несколько дней перед Рождеством Христовым, а также весь Великий пост, всё по уставу греческого вероисповедания.
Ibid., С. 64–65; 67

     У них нет ни писаных законов, ни христианских обрядов, они христиане лишь по имени (доминиканец Джиовани Лукка, 1634 г. — В.М.).
Ibid., С. 71

     Говорят они на особом языке. Ни писаных законов, ни письменности у них нет. Они (абхазы — В.М.) христиане по имени, но почти совсем не соблюдают христианских обрядов. Большие воры и обманщики. В этой стране можно встретить много водруженных крестов. Леса их крепость. Они смелые мореплаватели, иногда из-за них бывает опасно плавание из Каффы в Константинополь. ‹...› Одеваются как черкесы, только иначе подстригают волосы. Подбородок выбрит, а усы длинно отпущены. ‹...›
     По нижнему течению Борисфена (т.е. Днепра. — В.М.) в Украине и в окрестностях живут племена, также называемые черкесами, они греко-православного вероисповедания, ныне находятся под властью великого султана турецкого (голландец Николай Витсен, 1692 — В.М.).
Ibid., С. 90

     ‹...› Я (Жан Шарден, 1672 г.. — В.М.) должен был сесть на корабль, но мне помешало известие о том, что у берегов Мингрелии появились барки черкесов и абхазцев. Это оказалось правдой: они захватили множество судов, и среди них предназначавшееся мне.
Ibid., С. 107

     70 или 80 лет тому назад (Иоганн Густав Гербер, саксонец на службе Петра I; заметки 1728 г. — В.М.) все черкесы были христианами греческого вероисповедания, а так как они очень мало разбирались в своей религии и не имели никакого общения с другими христианами, с тех пор христианская вера в них почти угасла и взамен её водворилось магометанство. Этому немало способствовало то обстоятельство, что на их языке, не имеющем родства ни с одним из других, нет ни букв, ни письменности, и богослужение отправлялось на греческом языке, который никто, даже их собственное духовенство, совершенно не понимало.

Напротив того, поддерживаемые с крымскими татарами отношения принудили их изучать турецкий и татарский языки. Поэтому, вследствие их отсталости, не могло выйти ничего другого, кроме открытия дверей мухамедданскому вероучению. Некоторые из них и доныне называют себя христианами; однако, ничего не знают о своей религии, кроме названия.
Ibid., С. 154–155

     О религии их я не могу ничего сказать, так как их верования смешанные: они чтут субботу, воскресенье и пятницу, празднуют пасху с христианами и байрам с турками, утверждая, что всё хорошо; в обшестве христиан они не соблюдают никаких постов, находясь же с турками, выдают себя за турок; так поступают они и со всеми другими религиями (Ксаверио Главани, 1724 — В.М.).
Ibid., 161–162

     Греческий император Юстиниан ‹...› обратил милостивое внимание на адыхов и стал прилагать старание к обращению их в христианство. Адыхе приняли его от греков без сопротивления ‹...› К этой эпохе относят построение храмов божиих в нашей земле. Священник назывался у нас шогень; епископ — шехник. Предание сохранило (Шора Бекмурзин Ногмов, 1861 г.— В.М.) даже название места, где обитал первый епископ, пришедший из Греции; оно находится в четырёх верстах от Нальчика и называется Лесистый курган ‹...›
     Христианская вера процветала в Кавказских горах, будучи поддерживаема греческим духовенством, заменявших убылых присылкой новых епископов и священников. От них произошли многие дворянские роды, которые говорят, что они происходят от шогеня Гирге или от шогеня Рум, так как не все духовные были из греков, но некоторые были и из латин. Христианская вера ослабела после падения Греческой империи, потому что уже некому было присылать новых епископов на места прежних. Окончательно она была уничтожена в 1717 году. По приказанию турецкого султана, крымские ханы Девлет-Гирей и Хаз-Гирей распространяли магометанскую веру огнём и мечом. В эту эпоху многие шогены были убиты, книги их сожжены, а пастырские жезлы расхищены и брошены с презрением, отчего произошла поговорка: „Чтоб твоё имущество было расхищено, как расхищены были шогенские жезлы”.
     ‹...› Уздень Исмаил Шогенов имел в своём доме рукописную книгу, которая принадлежада его предкам, переходила по наследству от отца к сыну в его семействе. Он был последний из умевших читать её и скончался в 1830 году, в глубокой старости. ‹...›
     Следы христианства ещё очень свежи в памяти народной: теперь ещё говорят о том, что предки почитали за пророка Аус Герга, т.е. „греческого Иисуса”; пророка Илью называют Яллия; Моисея — Аймыс или Аймым; царя Давида — Тляпш; всевышнее существо — Псатха или Тха.
     Помнят ещё и теперь, что весной воздерживались некоторое время от мяса. Великий пост называли баразьгишхо, а малые посты — баразгожие; что в апреле месяце бывал большой праздник, пекли особенной формы хлеб с изображением трёх лиц, называемый дугулюбх; что тут же ели яйца и сыр, называемые тих. Это слово есть испорченное “пасха”. Также помнят, что если ставился возле дома или сада крест, то никто не осмеливался входить в дом или срывать что-либо в саду.
Ш.Б. Ногмов.  История адыхейского народа,
составленная по предания кабардинцев. Нальчик, 1994. С. 76–78

Ну как? Во времена Шоры Ногмова (1794–1844) азбуки адыге не существовало, потуги передать русской кириллицей слова „как бы шипящего языка, труднее которого нет на свете” (д’Асколи) коверкают подлинник до безобразия. И на том спасибо: Русско-Кабардинско-Черкесский словарь. Сост. Б.М. Карданов, А.Т. Бичоев. ГИИиНС, М.: 1955. поименования доисламского духовенства не приводит. ‘Священник’ пишется и говорится священник (с. 737; находим и служителей культа динырылажьэ | дин къулыкъущIэ, определённо мусульман: арабское ‘дин’ = суд | воздаяние | вера | смирение | богобоязненность | единобожие и др.).

Адыгейцы (West Circassia) лучше сохранили память о духовных пастырях времён Юстиниана, их словарь оказывается единственным в своём роде пособием для истолкования родового прозвища Шевченко. Поддержав до лучших времён открытие безымянного (всё-таки за Арсена Кафоева не поручусь) труженика науки, что первобытный сечевик Шэуджэныкъо (→ Шевченко) суть беглый от генуэзских или татаро-турецких гонений на веру православный черкес, перехожу к мореплаванию кавказских горцев.

Мало ли кто где жил и чем занимался, да? Первобытные собиратели, первобытные охотники, первобытные скотоводы, первобытные земледельцы... А их потомки занимаются чтением небылиц о первобытных собирателях, скотоводах и т.п.

Покажите мне вменяемого свидетеля охоты на пещерного льва. То-то и оно, что последний ответственный за свои слова очевидец Жозеф Рони-старший состарился и умер.

А Страбону можно верить хотя бы потому, что современник Понтия Пилата — раз, не Иуда Искариот — два.

Легковесные показатели, кто бы спорил. Поэтому предоставляю слово современнику Наполеона Бонапарта — раз, не Лафонтену — два. Даже двум современникам и не Лафонтенам.

     В Европе мы знаем эти племена под общим именем Circassians, русские называют их Tcherkesses. Некоторые подозревают, что последнее название — татарское, поскольку по-татарски tcher означает дорогу, а kès — перерезать, что даёт значение перерезающие дорогу — разбойники. Осетины и мингрелы называют черкесов — Kezekh, или Kasakh, что напоминает нам термин Kazakhia, использовавшийся Византийскими историками.
     Следует отметить, что сами черкесы называют себя исключительно именем Adyghue, никаких следов коего не найдено среди наименований, дошедших от античных историков. Племена, живущие за Кубанью вплоть до Кавказских гор, а также населяющие побережье, принадлежат к трём различным народностям: черкесам, абазам и татарам. Я полагаю, что именно абазы живут от Кубани до крепости Сухум; их название соответствует античному Abassa, название черкесы вероятно произошло от керкетов, а натухайцы возможно происходят от ахеанцев. ‹...›
     Черкесы в настоящее время представляют собой удивительное зрелище свободного населения, которое сохранило себя в почти варварском состоянии, вопреки окружению более цивилизованными народами. Они рассеяны, словно вершины высочайших гор, разделены народностями иных верований, и формируют множество мелких феодальных республик, руководимых князьями. Только турки, со времён завоевания Восточной империи, поддерживают с ними коммерческие отношения; без попыток покорить их. Турки довольствуются обладанием Анапой — крепостью, расположенной на северной оконечности побережья, в восьми лигах от устья Кубани, служащей границей с Россией. ‹...›
     Фанатичная любовь к независимости и героическая доблесть делает их грозными противниками соседей. Привыкнув с нежного возраста к суровым физическим упражнениям, владению оружием и лошадьми, они считают славой только победу над противником, а позором — отступление; в результате мы видим их набеги на соседей, разграбление земель, угон скота и обращение в рабство всех, кого пощадило их оружие. Даже море не служит препятствием их жажде грабежа: на хрупких баркасах они часто захватывают суда, приближающиеся к их берегу.

     ‹...› лодка, как и все увиденные мной в дальнейшем, была плоской, без киля, обшивка прикреплена гвоздями и деревянными стяжками к очень тонким шпангоутам; на носу возвышалась голова животного, которое трудно было опознать: черкесы настаивали, что это голова козла. Разве это не напоминает таран на носу греческого судна ‹...›? Их очень короткие вёсла с небольшой поперечиной сверху для тяги руками вложены в уключины чрезвычайной длины, имеется также румпель и небольшой квадратный парус (Their very short oars, which were attached to rowels (rowlocks? — В.М.) of an extraordinary length, had a small wooden bar placed transversely to rest the hands upon: they had a helm and a small square sail). Многие из этих лодок достаточны для перевозки шестидесяти человек. ‹...›
     Черкесы, чтобы укрыть лодки от непогоды, загоняют их в речушки или вытаскивают на берег, после чего наполняют водой или укрывают листвой, чтобы те не рассохлись от жары. ‹...›
     Здесь я добавлю то, что Страбон говорил о Черкесских пиратах античности и о различных народах этого побережья, которыми оно изобиловало даже тогда. Это описание можно почти полностью отнести к сегодняшним дням: „Ахеи (Akheї), зыхи (Zykhes) и эмохи (Emokhes), населяющие берег Черкессии, после азиатских меотов (Meotians) и горгипов (Ghorghypie), занимаются пиратством на маленьких лодках, сделанных из досок, тонких, узких и лёгких, вмещающих двадцать пять, реже тридцать человек; они называются камара (Kamara) ‹...›. По возвращении в свои края, где лодки не имеют укрытия, они взваливают их на свои плечи и уносят далеко от берега в лес, который они населяют, предпочитая равнинам, почва которых бедна. Они приносят эти лодки обратно на берег во время благоприятного для навигации сезона; то же они проделывают и на иностранных берегах: они обустраивают болотистые места для вытаскивания своих лодок, а затем появляются днём и ночью чтобы захватить рабов; после чего с готовностью соглашаются на их выкуп, указав родственникам место, куда пленники будут доставлены”.
Мариньи, Тетбу де.  Путешествие в Черкессию.
СПб: ИД «Невские берега», 2015. С. 8–9, 14–15, 79–80.

     Джухубу, Кодос и все маленькие заливы, в которые впадают реки, орошающие морские берега до Зчубеши, Мамай, Ардлера и дальше, представляют убежища для довольно значительного числа черкесских галер; они строят эти галеры себе сами; много разбойничьих набегов совершали они в них в былые времена. Выше я изобразил черкесов, какими рисует их Страбон (Strabon, liv. XI, p. 476, ed. Bas.). Невольно изумляешься, как мало изменений совершилось среди этих пиратов со времён римлян. В наши дни, как и тогда, у них те же лёгкие галеры, которые греки называли “камара” и они сами называют “каф” или “куафа” (адыг. къуашъо, лодка. — В.М.), сейчас они только немного большего размера. Это узкие ладьи с килем, длиной в пятьдесят футов (15 м. — В.М.). Во времена Страбона они поднимали от двадцати пяти до тридцати человек; теперь в них помещается от сорока до шестидесяти человек, из коих две трети гребут. Не имея мачт, эти низкие галеры легко ускользают от взоров, очерчивая берег; если пиратов преследуют слишком близко, их галеры так легки, что команда может вытащить их на берег и даже спрятать в лесу. Говорят, что в случае необходимости шапсуги, убыхи, саши, или сахи (Guldenstadt, p. 133) могут снарядить сорок галер, что, возможно, является преувеличением.
     Русские всеми силами стараются укротить корсаров и, если только заметят их галеры, сейчас же начинают погоню за ними; поэтому пиратство почти прекратилось на этих берегах, но достаточно русским немного ослабить свою бдительность, чтобы оно вспыхнуло с новой силой и каждому грозила бы опасность подвергнуться нападению и обратиться в невольника. ‹...›
     Мы обогнули ночью с 18-го на 19-е июня мыс Мамай и прошли мимо небольшого залива того же названия. Река Тапсе, или Туабсе, вливается в море в углублении залива рядом с аулом Мамай, главным убежищем черкесских пиратов. У мамайских шапсугов есть две большие галеры, на которые они могут посадить до 120-ти человек. ‹...›
     26 июля (1833 г. — В.М.) незадолго до захода солнца, из Сухума увидели на море две абхазских галеры с полным экипажем; пересекая Сухумскую бухту во всю её ширину, они быстро шли на вёслах по направлению к мысу Кодор. ‹...› Обогнув его на другое утро, мы увидели маленькое торговое судно; люди, находившиеся на нём, перешли к нам, выражая безумную радость по поводу нашего прихода. Две абхазские галеры остановили их за мысом; разбойники бросились грабить груз и ранили несколько человек; они переправили уже в одну из своих галер бочку вина и отняли у шкипера (так называются капитаны этих маленьких турецких судов) тридцать рублей серебром, когда внезапно радость их была омрачена, так как над краем мыса показался кончик нашего паруса. Они хорошо знали, против кого это было направлено. Броситься в свои ладьи, налечь на вёсла и ... исчезнуть — было делом одного мгновения. Не прошло и часа с тех пор, как они взялись за грабёж этого маленького судна, и от них не осталось уже и следа; они исчезли в устье реки Кодора, замаскированном роскошными лесами, куда они, по своему обыкновению, втянули за собой свои галеры.
Фредерик Дюбуа де Монперэ.  Путешествие вокруг Кавказа.
Сухуми: АбГИЗ. 1937. С. 85, 88–89, 143

Ну как? Не откажу себе в удовольствии повторить свидетельство Тетбу де Мариньи (первое посещение Кавказского побережья в 1814 г.) словами подлинника: „Strabo says of the Circassian pirates of antiquity. This description might almost entirely apply to those of the present day” (Tree Voyages in the Black Sea to thr coast of Circassia. London: John Murray. 1837. P. 200).

Где были те варяги, когда Circassian pirates of antiquity пустили ко дну свою первую триеру? И каким идолам поклонялись те славяне, когда inhabitants the coast of Circassia внимали св. Симону Кананиту (Зилоту)? И как называли соседи-горцы этих Tcherkesses?

Осетины и мингрелы (по Ногмову) называли Kezekh или Kasakh. Современные исследователи роют глубже: у осетин для обозначения адыгов (черкесов) в ходу слова кæсгон, кæсгæттæ, налицо прямая связь с древнегрузинским кашаг | кашаки, арабским кашак, древнерусским косог. Константин VII Багрянородный (905–959) упоминает расположенную выше Зихии в горы страну Κασαχια.

И так далее, и тому подобное: вплоть до признания горских казаков-мореплавателей потомками малоазийских касков (последние упоминания в письменных источниках VIII–VII вв. до н.э).

Но мне-то что с того? Никто за язык не тянул доказывать, что мамины Кириченки под наблюдением Страбона упражнялись в морском разбое. Инда зло берёт, сколько перлов красноречия псу под хвост. Поневоле вспомнишь Тараса Шевченко:

Присоветовал, так присоветовал. Впрочем, Алёша Попович тоже смирением не блистал. Читаем любимого Кобзаря дальше:

Сам напросился, голубчик. Сейчас я тебе задам такую долю, что царь Иван от ужаса во гробе содрогнётся!

Отбой. Отбой. Отбой. Он же не рвался в черкесы, Тарас Григорьевич. В отличие от некоторых. Ни разочка не рванул, ибо ведал:

• боєць (р. бойця) → Бойченко;

• кравець (р. кравця) → Кравченко;

• (на дуду) грець (р. греця) → Греченко;

• жнець (р. женця) → Женченко;

• швець (р. шевця) → Шевченко.

Тю-тю Поповiч, тю-тю Попенко! Наплевать и забыть.

Потому ещё наплевать и забыть, что пора выправить ошибки позапрошлого задора на фарфор моего любимчика Осипа Ивановича Вербицкого (пень пишем, два в уме).

Отбой. Отбой. Отбой. Ну и дырявая же ж память! А угроза поставить младенца на ноги? Двигаем запорожских козаков горско-пиратского происхождения в обратном порядке, минуя завиральную (да не мою, вбей в строку поиска адыго-украинские лингвистические связи) осыновку шэуджэныкъо. Угрожал гнать в шею башенный кран? Угрожал. Изволь доказать на деле. А то мы сердимся на посторонних пугачей, не на себя. Вот она, угроза:

Пора доказать свой неробкий десяток. Испугался Игорева гнева на кирею? Даже струсил, вот как испугался. А теперь не устрашусь рассердить его по-крупному. Предаст проклятью не только день и час моего рождения — день, час и миг. Сам проклянёт и детям накажет.

Дети Кириченко, неоднократно прокляв день, час и миг появления на свет этого гада Молотилова, велят проклинать его своим детям (большой привет сыновьям, внукам и правнукам А. Парниса). И так далее, до светопреставления (Dies irae) и гласа трубного (Tuba mirum). Оцени мою отвагу: сознательно иду в ад. Такова сила моей любви к истине, дружок.

Истина состоит в признании первопредком запорожцев Kyrychenko запорожца Кyrykçenko.

Всё-таки робею. Выпить для храбрости, что ли. Водки. Виноградное заповедал Пророк, да благословит его Аллах и приветствует.

Заповедал нам, Кириченкам. Ибо мы, Кириченки, — черкесы с точностью до наоборот: не отуречились без духовных пастырей, а приняли православие из расчёта выжить.

Да, турки мы. Судя по родовому прозвищу — растуреченные турки.

Делается в три счёта. Постоянно держа в уме рыкающего Кырыченко, внезапно вспоминаем о близости Крыма низовьям Днепра и подотчётности крымчаков туркам — раз. Два — усваиваем турецкий алфавит с пятого на десятое (в ограничении — сила).

Усвоили, открываем Турецко-русский словарь. Сост. Д.А. Магазаник. Под ред. В.А. Гордлевского. ОГИЗ. ГИИнС. М.: 1945 на странице 344 — три.

Издание стародавнее, для перепроверки заглянем в Баскаков Н.А. и др. Турецко-русский словарь. Институт востоковедения АН СССР. 1977. С. 540–541.

Почти то же самое. Но мы же знаем, что нечистая сила любит въехать в подробности. Вот они:

Освежили восприятие, хищно листаем наисовременный Турецко-русский словарь. Сост. Р.Р. Юсипова. Под ред. Т.Е. Рыбальченко. М.: Рус. яз. — Медиа. 2005. С. 340:

Не сочти за лесть: дурак на Хлебникова поле не ходок. Ты уже догадался, какого рода Кирики наводнили (начерноморили) Сечь. Турецкого рода, с удовольствием поддакиваю.

Пленники, вот именно. Те самые дети, коих, по свидетельству Боплана, козаки добывали на побережье Турции. Добыли → окрестили → приставили к делу: поварёнок у куренного кашевара (верим князю Мышецкому). Вот за какие показатели нарекли мальца Кириком (произносимо Кырык, напоминаю): ломаный выговор и переборка дроблёного зерна для варева. Боже упаси проглядеть камешек: зубные врачи за пороги — ни ногой.

И костоправы не предусмотрены: даже слова такого на мове нет. А ты проверь, проверь.

Но я не закончил с Кырыком. Захватили малóго, вывезли в Сечь, загнали на кухню. Испытательный срок, да. Выказал расторопность и смекалку — пошли писать на чём попало ми не раби, раби не ми.

Ибо приём иноверца в козаки производится только через купель. Таинство сие предполагает крёстных родителей, отца и мать. Женский пол в Сечи не предусмотрен, зато мужчин — в полном смысле этого слова — предостаточно. Будущий отец предварительно утрясает с батюшкой имя сына. Свершилось: сирота обрёл отца. Был раб — стал свободный среди свободных.

Крёстный отец у козаков роднее родного, между нами говоря. Не хуже меня знаешь воспитание молодого запорожца: морское дело во главе угла.

Припоминай возрастной состав козацкой стражи на турецком берегу. В наряде четверо, из них половина дети. Но им пальца в рот не клади — локтя не доищешься.

Не все Кирики, охотно соглашусь. Которых сманили, те остались Петрик и так далее, перекрещивать не будем. Уводчик в Сечь делом доказал навык убеждения — быть ему наставником пополнения.

Теперь судим-рядим воспитателя крещёного турчёнка. По-адыгски такой дядька называется аталык (тюрк. аталык ‘отцовство’; адыг. ты ‘отец’; кабард.черк. адэ, ятэ ‘отец’). Сравни оттенки: у Петрика наставник, у Кирика — отец.

Воспитали Петрика, воспитали Кирика. Добрые козаки оба, испытанные в боях. Старослужащему не возбраняется семейная жизнь и деторождение, лишь бы не в Сечи.

Женился старый козак Петрик, наплодил козачат Петренок, остепенился Кирик — наплодил Кирикенок. Круг замкнулся, змея кусает свой хвост: как не имело родовое прозвище Кириченко разумного истолкования, так и не имеет.

Следовательно, в умозрении допущен изъян.

Осознав таковой, с торной дороги переходим на козьи тропы.

Перешли, бредём в неизбывной тоске. Хоть бы мыслишка залетела в голову. День влачимся без мысли, два. На третий озарило.

Обстановка озарения такова: во-первых, козацкое самолечение.

Во-вторых, речь у Боплана о внутренних болезнях и ранениях. Мягкие и особо мягкие ткани. А кости? А переломы и вывихи? Запорожцы не знали себе равных в пешем бою и в сражениях на море, а вот наездники были так себе. Без союзной конницы татар (атаман Сирко любил пригласить калмыков, как ты знаешь) уступали польским уланам.

Ибо сызмалу не в седле, а в лодке.

А кто сызмалу наездник. Черкес, так точно. Поголовно? Никак нет. Черкесская знать — да, простонародье — кому как повезёт.

А кто поголовно?

Степняки. Жизнь есть жизнь: сегодня ты впервые в седле, завтра у тебя невыезженный конь. В обоих случаях возможно падение.

Допустим, вывих плеча. Зовём костоправа, я тоже так подумал.

Отыскал костоправа на мове? То-то и оно: за скобками словаря, мягко выражаясь. Делаем вывод: не позвали на вывих, а сам вызвался. Мовой не размовляемо, но жить-то хочется. Языком жестов, хотя бы и так.

Невольник, да. С турецкого берега, или взят под Азовом — точно не скажу. Взят в расчёте на выкуп. Оказалось, цены нет: золотые руки. Всмятку переломанного на ноги поднимает. И даже выше — в седло. И поскакали.

Нехристю в Сечи не место. На шею гайтан со Спасом, имя нарекаем Иван. Плодись и размножайся, Иван Кирикчей!

Продолжение

Передвижная  Выставка современного  изобразительного  искусства  им.  В.В. Каменского
карта  сайта		главная    страница
исследования		свидетельства
сказания		устав
статистика  посещаемости  AWStats 7.6: востребованность  каждой  страницы  ka2.ru  (по убывающей);  точная локализация  визита (страна, город, поставщик интернет-услуг); обновление  каждый  час  в  00 минут.