В. Молотилов

Валамiръ

Йосипу Ужаревичу

Предыдущие главы

5. Дунай

то победит в неравном споре? Третий радующийся, кто ж ещё. Победа близка как никогда, если сидеть на дереве или на берегу. Под деревом любят издохнуть оба дерущихся тигра, течение реки благоприятствует подтаскиванию трупов неприятеля. Главное — скрытность. Сидя на дереве, нельзя плевать в колодец. На берегу необходимо слиться с местностью до полной неразличимости, как божья коровка на мухоморе. Потому что утопающий хватается за соломинку, а славянин-подводник через неё дышит. А ты не слился с берегом. И вот они выходят, все тридцать три богатыря. Молодцы как на подбор, с ними дядька Черномор. Ты же сидел на берегу Дуная, дурень.

лемена склавов и антов одинаковы и по образу жизни, и по нравам; будучи свободолюбивыми, они никоим образом не склонны ни стать рабами, ни повиноваться, особенно в собственной земле. Они многочисленны и выносливы, легко переносят и зной, и стужу, и дождь, и наготу тела, и нехватку съестных припасов.
К прибывающим к ним иноземцам добры и дружелюбны, препровождают их поочередно с места на место, куда бы тем не было нужно, так что если гостю по беспечности принявшего причиняется вред, против него начинает вражду тот, кто привёл гостя, почитая отмщение за него священным долгом. Пребывающих у них в плену они не держат в рабстве неопределенное время, как остальные племена, но, определив точный срок, предоставляют на их усмотрение: либо они пожелают вернуться домой за некий выкуп, либо останутся как свободные люди и друзья.
          У них множество разнообразного скота и злаков, сложенных в скирды, особенно проса и полбы. Жёны их целомудренны сверх всякой человеческой природы, так что многие кончину своих мужей почитают собственной смертью и добровольно удушают себя, не считая жизнью существование во вдовстве.
           Живут они среди лесов, рек, болот и труднопреодолимых озёр, устраивая много, с разных сторон, выходов из своих жилищ из-за обычно настигающих их опасностей; всё ценное из своих вещей они зарывают в тайниках, не держа открыто ничего лишнего. Ведя разбойную жизнь, они предпочитают совершать нападения на своих врагов в местах лесистых, узких и обрывистых. С выгодой для себя пользуются засадами, внезапными нападениями и хитростями, ночью и днём, выдумывая многочисленные уловки. Они опытнее всех других людей в переправе через реки и мужественно выдерживают пребывание в воде, так что часто некоторые из них, оставшиеся дома и внезапно застигнутые опасностью, погружаются глубоко в воду, держа во рту изготовленные для этого длинные тростинки, целиком выдолбленные и достигающие поверхности воды; лёжа навзничь на глубине, они дышат через них и выдерживают много часов, так что не возникает на их счёт никакого подозрения. ‹...›
          Поскольку у них много вождей, которые не согласны друг с другом, нелишне будет некоторых из них приручить с помощью речей или даров, в особенности тех, которые ближе к границам, а на других следует нападать, чтобы наше враждебное отношение ко всем не привело их к объединению или единовластию.
Стратегикон Маврикия. СПб.: Алетейя. 2004. С. 189–193.

Таковы, по неложному свидетельству очевидца, склавы и анты. Я тоже очевидец и даже участник. Задним числом, ну и что. Пусть не копьё, но ведь и не грабли. Эх, заря ты моя невозвратная. Это нынче я за свои пятки запинаюсь, в молодые годы силушка по жилочкам, бывало, так и взыграет, так и наддаст. Мы назывались ДСО «Труд», они — ДСО «Водник». Выяснять отношения выходили с половодья по ледостав. Побеждали, как правило, водники. Потому что не обременяли себя чересчур и слишком: жили от и до, по одному и тому же закону Архимеда. А мы ещё и по законам времени.

Любой мальчишка знает, что камни тонут, а на грамотно приводнённое тело действует выталкивающая сила; осведомлённость в законах времени ограничивается, как правило, именем первооткрывателя: Велимир Хлебников. Глубже продвинулись считанные пальцами одной руки проходчики. Не проходимцы, а именно проходчики. Отставить. Заменяю проходимцев на проныр, так нагляднее. Проходчики становятся водолазами, само собой.

Так вот, считанные пальцы. Мизинец я, указующий перст или складень всеотрицания — кому какое дело. Не безымянный, этого ещё не хватало: скромность — мать всех пороков. Отсюда и заголовок будущей книги: «Путевые заметки водолаза-недотроги». Имя на шкафчике в раздевалке. Не пропускает вахтёр? Тогда в сердце Анфисы Абрамовны. Золотыми буквами.

Так вот, заря туманной юности, Архимед, Хлебников и закономерный складень всеотрицания. Назовём событие победой. В таком случае, поражение следует признать противособытием. По Хлебникову, событие относится к противособытию, как число три (нечет) к числу два (чёт). Любой станет в тупик, будь он Гаусс или даже Лобачевский. Сердобольный Хлебников протягивает нам клубок с путеводной нитью: трата, труд и трение — теките из озера Три!

Теперь ясно, почему ДСО «Труд», раз проиграв, уже никогда не одолеет водников — ни на поверхности водоёма, ни в пол-воды, ни даже на дне высохшего Арала?

Горе-то какое, а тут ещё любитель вспылить Маврикий затеял перебранку с грубиянистым Ницше.

ветловолосые народы, ставящие свободу превыше всего, отважны и неустрашимы в войнах, отличаются смелостью и стремительностью; проявление страха и даже малейшее отступление они считают позором и охотно предпочитают оному смерть. Они решительно вступают в рукопашную схватку и верхом, и в пешем строю; если они, как это случается, оказываются в затруднительном положении в конных сражениях, то по условному знаку они сходят с лошадей и встают в пеший строй, не уклоняясь от боя даже будучи в меньшинстве против кавалеристов. Вооружены они щитами, копьями и короткими мечами, которые носят за спиной. Предпочитают сражение в пешем строю и стремительные нападения.
           В сражениях, как конных, так и пеших, они выстраиваются не в каком-то определённом количестве и порядке, то есть по мирам и мерам, но по племенам, по родственным и дружеским связям друг с другом, поэтому если их близкие погибают в сражении, то, чтобы за них отомстить, они часто подвергают себя опасности. В сражениях фронт своего боевого порядка они выравнивают и смыкают. Атаки, как конные, так и пешие, они производят стремительно и неудержимо, как будто бы они являются единственными из всех, не ведающими страха. Проявляют непослушание по отношению к своим предводителям, всякие необходимые и нужные военные хитрости и меры безопасности считают бесполезными, игнорируют правильный боевой порядок, в особенности кавалерийский. Поскольку они корыстолюбивы, их легко подкупить.
           Им губительны лишения и невзгоды: насколько смелы и отважны их души, настолько же чувствительны и изнежены их тела, не способные легко переносить страдание. Кроме того, им в тягость жара, холод, дождь, нехватка съестных припасов, особенно вина, затягивание сражения. Во время конного сражения им невыгодна местность труднопроходимая и лесистая. На фланги и тыл их боевого порядка совершить нападение несложно, потому что они недостаточно заботятся о патрулях и других мерах безопасности. Их легко разбить, обратившись в притворное бегство, а затем внезапно вновь обратившись против них.
Там же. С. 188–189.

В блондинах Маврикия Фридриху Ницше мерещится белокурая бестия, стратег страстно возражает. Кто победит в неравном споре? Тот, чья рука тянется протереть зенки спорщиков локоном алана. Третий радующийся.

очти все аланы высоки ростом и красивы, с умеренно белокурыми волосами; они страшны сдержанно-грозным взглядом своих очей, очень подвижны вследствие лёгкости вооружения и во всём похожи на гунов, только с более мягким и более культурным образом жизни ‹...›. Как мирный образ жизни приятен людям спокойным и тихим, так им доставляют удовольствие опасности и войны. У них считается счастливым тот, кто испускает дух в сражении, а стариков или умерших от случайных болезней они преследуют жестокими насмешками, как выродков и трусов; они ничем так не хвастаются, как убиением какого-нибудь человека, и в виде славных трофеев навешивают вместо украшения на своих боевых коней кожи, содранные с отрезанных голов убитых.
Аммиан Марцеллин.  Книга XXXI.
Пер. В.В. Латышева. Вестник древней истории, 1949, №3. С. 304–305.

Отставить руку. Не кончилось бы членовредительством. Если глаз искушает — вырви, если рука — отруби. Отрублю, скорость набора упадёт вдвое. Засиживайся потом за полночь. Зрение ослабнет, скорость набора упадёт втрое, засиживайся до утра. Сутки такого набора, двое, трое. На четвёртые ослеп. Придётся без права на ошибку наговаривать жене, как Достоевский. Однорукий слепой с приступами недержания речи — на месте жены я бы тоже собрал вещички. Собрала, хлопнула дверью — и некому воды мне подать на смертном одре.

Ужаснувшись, даю зарок впредь не распускать руки. Языка не касается, на нём же пальцев нет.

Вводный разогрев, это уж как водится. Разогрелись, навострили уши. Заявка на Дѣву Обиду, но дерзну погодя; урон и убытки от предыдущего приступа — сначала их перечень. И попытка возместить, хотя бы отчасти.

Не мудрено завраться, многие попали впросак и даже погорели. На гетах, насельниках Молдавии. Даже Георгий Борисович отчасти погорел.

ервый памятник поенешти-лукашевской культуры был открыт в 1936 г. на территории Румынии. Это могильник Поенешти, расположенный у г. Васлуй. Раскопки его были проведены в 1949 г. Р. Вульпе. В 1953 г. на территории Молдавской ССР был исследован второй могильник этой культуры у с. Лукашёвка Оргеевского р-на ‹...›.
Поселения поенешти-лукашевской культуры располагались вблизи источников воды. По топографии они мысовые с чёткими естественными границами (Круглик) или открытого пойменного типа (Сокол). Оборонительные сооружения и планировка застройки по раскопкам не прослежены. ‹...›
          Г.Б. Фёдоров и Р. Хахман могильник Поенешти считали синхронным Лукашёвскому. Г.Б. Фёдоров датировал Лукашевский могильник II–I вв. до н.э., отмечая, что он функционировал вплоть до рубежа нашей эры ‹...›. Одним из последних интерпретаторов рассматриваемых могильников является румынский археолог М. Бабеш. Он считает, что в целом оба могильника синхронны и укладываются в рамки 150–70 гг. до н.э., а различия в инвентаре объясняются разными его истоками ‹...›.
          В настоящее время существует несколько точек зрения. Согласно одной из них, культура Поенешти-Лукашёвка не имеет корней в местной культуре предшествующего времени ‹...› Согласно второй точке зрения, культура является местной, гетской и представляет дальнейший этап социально-экономического развития населения Карпато-Днестровского района в последние века I тыс. до н.э. Но своеобразие этой культуре и отличие от культур остального гето-дакийского круга придали именно пришлые племена бастарнов и, возможно, в какой-то мере венедов, переселившихся в конце I тыс. до н. э. из Южной Польши в Северное Причерноморье (племена позднепоморской и пшеворской культур позднелатенского времени). Автором этой теории является исследователь Лукашёвского могильника Г.Б. Фёдоров ‹...›.
          Субстратом для поенешти-лукашёвской культуры явилась гето-дакийская культура территории Карпато-Днестровского региона предшествующего времени. Подтверждением этому служат гетские традиции в жилищном строительстве, формах кухонной керамики, некоторых элементах погребального обряда. Новые, привнесённые элементы ярче всего проявляются в керамическом комплексе могильников: чернолощёные горшки с довольно узким цилиндрическим горлом, близкие к некоторым из зарубинецких с территории Полесья, имеют корни в позднепоморской (вейхеровско-кротошинской) культуре. ‹...›
          Особенность погребального обряда (трупосожжение на стороне с захоронением очищенных от костра косточек в урнах с крышками) позволяет видеть его истоки в местной гето-дакийской культуре предшествующего времени. Однако отсутствие жертвенных сосудов, которые были широко распространены в погребениях местного населения IV–III вв. до н.э., и изменение характера погребальной посуды указывают на значительное сходство (но не полное тождество) с погребальным обрядом некоторых груп ясторфской и в некоторой степени позднепоморской культур.
Этнокультурная карта территории Украинской ССР в I тыс. н.э. Киев: Наукова думка. 1985. С. 18–24.

Народная мудрость Азербайджана гласит: „Пришёл позже всех, понял больше всех”. Позже всех пришёл я, итог очевиден: влип. Ну чтó мне геты, и что я гетам? Всё разжёвано в первой главе: ненавистникъ романо-германщины Вiкторъ Хлѣбниковъ, почерпнувъ у Ивана Забѣлина уннское правописанiе  Велимiръ, отрекается отъ навязаннаго въ младенчествѣ имени. Убивая этимъ двухъ зайцевъ: Римъ и Берлинъ. Чьи оковы совлекли съ антовъ и склавовъ унны? Готөские. А готөы кто? Нечеловѣчески одарённые германцы: имперiя Эрманариха — разъ, переводъ Священнаго Писанiя на готөский — два, любимчики М.Б. Щукина и Д.А. Мачинскаго — три. А имя  Вiкторъ  чьихъ будетъ? Предостаточно для тарарама даже и въ бедламѣ, а не то что въ мировоззренiи Анфисы Абрамовны.

А я пришёл, увидел и влип. Не правду мне подавай, но истину. Что есть истина? Истина есть Христос. Что говорит Христос? Будьте как дети. Что значит как дети? Забывай обиды, не помни зла.

Слушай, Молдавия: Георгий Борисович Фёдоров ни разу не упрекнул тебя в неблагодарности.

— Условием избрания в молдавскую Академию наук поставили мой переезд в Кишинёв. Я отказался.

Отказался на моё счастье. Отлучили от раскопок — приобщили к праведникам. Прах в землю, душа в обитель Отца. Разрешены там побывки в дольний мир? Сам не захочешь: от добра добра не ищут. Даже Хлебников не обнадёживает своим повторным пришествием: умрём — и станем все умней. Умный в гору не пойдёт, умный гору обойдёт.

Не умный, а умненький. Приспособленец.

арлатанские суждения на предмет иллюзорного первенства гетов во всех отношениях — от антропогенеза до монотеизма — и проповедь их исключительной роли в истории античности ныне позволяют себе всевозможные “просветители”, не имеющие подчас ни малейшего понятия о методике исторического, лингвистического или антропологического исследования. Успех такого рода пропаганды в средствах массовой информации и даже в политике безотлагательно требует критического переосмысления дошедшего до нас античного наследия. Классическим объектом спекуляций подобного рода является литературный гибрид “гето-даки” или “дако-геты”.
А.Н. Левинский.  История гетов в лесостепи Юго-Восточной Европы
(конец VI – вторая половина IV вв. до н.э.). Srtatum Plus. 2010, №3. С. 18.

А этот не только сам на гору влез, но ещё и камень туда вкатил. Достойно уважения. Дань тотчас отдана, см. предыдущую главу: даки наособицу, геты сами по себе. Те роют золото в горах, эти переваривают захватчиков. Переварив, обрастают вражьей кожей. Гето-венето-бастарны — вот кто противостоял в низовьях Дуная римлянам, когда те распинали Христа. Думал я неделю назад.

И вдруг отповедь с горы:

— Венетам и бастарнам не с кем было смешиваться, раскопки свидетельствуют о беспрепятственном переселении на обугленные руины и выбеленные черепа спустя десятки лет безлюдья. Пересидеть нашествие в Кодрах было некому, схроны скифских времён как раз это и доказывают.

Первое, что пришло на ум: Зангези Хлебникова. Тоже раскидывал с горы вестучки. Обыватели недоумевали: бред какой-то, да и время послеобеденное. Нам бы весёленького, дурак!

И я недоумеваю. Если Зангези прав, то Георгий Борисович ошибался. Насчёт гетов. Стало быть, и насчёт меня. Он же верил и в них, и в меня. Нет, этого я так не оставлю. Или геты и я — или ни гетов, ни меня.

Эвона листовок под утёсом, непочатая залежь. Обо всём понемногу и всё о немногом: лесостепь Молдавии, на Бырладском плато и правобережье Тисы хоть трава не расти. С одной стороны, Юго-Восточная Европа заявлена для красного словца, с другой — в капле росы отражается весь окоём. И как же, согласно Зангези, геты появились в Молдавии? Очень просто появились, совершенно как аланы в Китае. Напоминаю забывчивым, что Чингисхан повелел Субэдэй-багатуру и Джэбэ-нойону отыскать кратчайший путь последнему морю, то есть к Атлантике. Предпоследнее под боком, неприкосновенный запас.

Разведка донесла, что надо спрямить через Дарьял, а там налево.

Изнеженные сарты, персы, армяне и грузины оказать должного сопротивления не сумели, кавказские аланы стояли насмерть. Были разбиты, разумеется. Все знают, как поступали монголы с непокорными, но доблесть аланов так потрясла Чингисхана, что тот решил ею воспользоваться в корыстных целях: в глубине души хан побаивался Китая. Дело в том, что перебежчики, дабы с ходу втереться в доверие, выкрали у воинского начальника трактат Сунь-У, китайскую науку побеждать степняков. Толмач-уйгур перевёл краденый свиток на шёлковые доски, созвали курултай. Пришлось крепко призадуматься гадателям на бараньей лопатке, да и шаманам попотеть. Общими усилиями решение найдено: рослые, хотя и не вполне белокурые кавказцы в Сунь-У не предусмотрены, посему пленных переводим в Монголию, женим для острастки на красавицах, а затем Хубилай бросает их в самое пекло боёв с Поднебесной. И когда Марко Поло в своих странствиях достиг Пекина, он с удивлением обнаружил там общину баснословно процветающих земляков. То есть земляком его признали они, монголизированные аланы. От Венеции до Магаса рукой подать, дескать.

Но я отвлёкся от гетов. Итак, в листовках Зангези читаем: из родо-племенной первобытности геты выросли в отдельный народ на одних и тех же склонах Гема, то есть Балкан. Что значит отдельный народ? Особенная посуда, заколки для плаща и вера. По известиям греческих писателей, одни только геты исповедовали о ту пору личное бессмертие. Следовательно, были бесстрашным народом. Археологически не прослеживается, ну и что.

Уже я не помню, какого рода оружие предпочитали кавказские аланы, но гемские геты были конными лучниками. И вот из Малой Азии во Фракию вторгаются полчища персов. У Дария I Гистаспа одна, но пламенная страсть: одолеть скифов. Уже вторая попытка, предыдущая с треском провалилась где-то по-за Каспием.

Персы поначалу не встретили должного сопротивления фракийцев: повальная сдача на милость победителя. Но тут наглядно проявляет себя закон повторяемости событий, открытый Велимиром Хлебниковым: подобно будущим аланам Кавказа, фракийские геты грудью преграждают путь врагу. Проигрывают с разгромным счётом, разумеется. Но Чингисхан и Дарий, по Хлебникову, — лягушата на одном листе кувшинки, не более того. Вместе поднимаются на гребне волны времени, вместе опускаются на впадине. Следовательно, действуют строго согласованно: Дарий тоже не истребляет смельчаков, а уводит с собой как вспомогательное войско. Под бдительной охраной каких-нибудь каппадокийцев. В обозе, почему нет.

Верные присяге каппадокийцы присматривают за гетами, продажные греки наводят мосты через Дунай. Армия персов благополучно переправляется на северный берег. Местность называется Гетская пустыня, но пока об этом никто и не догадывается. Безымянно-голая степь. Макушка буджакского лета: вместо травы труха, речки пересохли. Но Дарий о ту пору не думает об отступлении по старой смоленской дороге, он устремляется на Москву. Москва же ускользает, как фата-моргана: скифы отказываются лечь на поле Бородина под персидский каток. Измотав противника стычками с отрядиками поджигателя сеновалов Давыдова, разорителя зернохранилищ Сеславина и отравителя колодцев Фигнера, степняки побеждают без единого выстрела: враг бежит. Своего рода исход французов, то есть Дарий оказывается тем же лягушонком Хлебникова, что и будущий Наполеон Бонапарт.

Может статься, в листовки молдавского Зангези я вчитался не слишком досконально. Так вот же они.

еренаселённость северо-восточной части Балканского полуострова в позднегальштатское время можно было бы взять за отправную точку для выяснения причин миграции из этого региона: согласно Геродоту (V, 3), „племена фракийцев являются самыми многочисленными в мире, после индов”. Развивая этот посыл, разумно предположить, что в процесс переселения оказались вовлечёнными не только геты. Однако археологические реалии на это не намекают ни в малейшей степени. Да и климату Карпато-Балканского региона опасные изменения, которые могли бы стронуть население черноморско-балканской зоны с насиженных мест, не свойственны. Первотолчком переселения могла оказаться только война.
          Подтверждение этому находим у Геродота, описавшего со множеством разной степени правдоподобия подробностей поход персидского царя Дария I против скифов, датируемый 514–512 г. до н.э. А ведь конец VI в. до н.э. — время первых проявлений присутствия гетов в молдавской лесостепи. ‹...›
          Вычленим из рассказа “отца истории” существенные для нас детали: во-первых, геты были единственными из фракийцев, кто оказал сопротивление Дарию; во-вторых, они, „будучи покорены персами, последовали за остальной армией” (IV, 96). Геродот ничего не сообщает о гетах после их присоединения к армии Дария, нам неизвестна их дальнейшая судьба. Но приблизительно в это же время, повторяем, археологически выявляется их присутствие в лесостепи Молдавии. Это даёт нам право предположить, что геты каким-то образом отделились от персов, когда те пересекали Буджак. Тот факт, что пришлые фракийцы укрылись в лесостепи и начали возводить небольшие, но весьма укрепленные посёлки (Сахарна «Ла Ревекин», Бутучены-цитадель и др.) и селиться в разбросанных по лесистым долинам (Милештий Мичь «Ла Шипот») хуторках, наглядно свидетельствует о том, что новосёлы попали в чуждую и опасную для них среду.
          Опасность не могла исходить от персов: их непродолжительное присутствие на землях скифов закончилось бегством за Дунай. Остаётся предположить, что геты прятались от хозяев региона.
          Но почему они не ушли с персами и остались в логове врага (кем ещё могли быть скифы для союзников Дария)? У Геродота, как уже сказано, нет и намёка, за который можно зацепиться для ответа на этот вопрос. Однако четверть века спустя его кончины в сохранившихся фрагментах «Истории Персии» Ктесий Книдский, пленённый персами и проведший у них 17 лет в должности придворного врача, свидетельствует: „Дарий обратился в бегство, перешёл через мосты и поспешно разрушил их прежде, чем переправилось всё войско. Оставленные в Европе 80 000 были перебиты Скифарбом... (Иданфирсом, у Геродота)” (Латышев 1947: 299). Потери явно преувеличены, однако сообщение Ктесия весьма любопытно и, возможно, даёт ключ к разгадке дальнейшей судьбы гетов.
           ‹...› Если исходить из его сообщения, на северном берегу Дуная осталось разношёрстое сборище, включая обоз, в составе которого следовали геты. Вряд ли они составляли большинство брошенных на произвол судьбы участников похода, однако в материальной культуре гетов Поднестровья мы не наблюдаем “вавилонского столпотворения”. Лепная керамика раннего периода их обитания в лесистой зоне Молдовы, к примеру, весьма однородна и до мелочей совпадает с материалами из юго-восточной Добруджи (могильник Равна). Никаких дополнительных культурных примесей на памятниках лесостепи мы не наблюдаем. Это во-первых.
           Во-вторых, по Ктесию, „оставленные в Европе 80 000” оказались на берегу Дуная, у переправы (Орловка?). Ближайшими для укрытия от скифов оказываются ныне сведённые леса Тигечской возвышенности между Прутом и Ялпугом — Тигечские Кодры. Как ни странно, в Тигечских Кодрах не обнаружено ни одного гетского памятника. Южная оконечность концентрации древностей гетов пока отмечена в окрестностях сёл Чигырлень, района Яловень, на южных отрогах Центральной Молдавской возвышенности, в долине реки Ботна с притоками. Добираться до этих лесов беженцам пришлось бы очень долго, но именно отсюда началось их расселение на север. ‹...›
          Не ставя под сомнение связь между скифским походом Дария и появлением гетского населения в нашем регионе, мы продолжили поиски фактов, позволяющих установить момент, когда произошло отделение именно гетов от основной персидской армии. В связи с этим нам показалось весьма любопытным сообщение Геродота относительно завершающей фазы похода Дария. Заманив его армию вглубь страны, скифы, не вступая в открытое сражение, вконец измотали силы противника. Когда Дарий понял, что попал в ловушку, „‹...› он оставил в лагере всех ослабленных людей и тех, потеря которых меньше всего его беспокоила, а также всех ослов, которых привязали, ‹...› и ‹...› двинулся насколько можно быстро к Истру” (IV, 135). Когда и где разворачивались эти события? ‹...›
          Самая южная концентрация гетских памятников, как мы уже вскользь упомянули, достоверно зафиксирована на юго-восточных отрогах Центрального Молдавского плато, на его восточных склонах, в окрестностях села Чигырлень, района Яловень (несколько поселений и городище). Совсем недавно новый памятник был документирован еще южнее, у села Кэрбуна близ Кайнар и мы не удивимся, если древности гетов будут выявлены и ниже, вплоть до Тараклии.
           Во всеоружии этих фактов возвратимся к упомянутому Геродотом лагерю Дария, где, кроме привязанных ослов и ослабленных людей, он оставил и тех, потеря которых меньше всего его беспокоила. Таковыми могли оказаться только геты. ‹...›
          В пределах Гетской пустыни единственной не пересыхающей в летнее время водной артерией, ведущей к юго-восточным отрогам покрытого лесом Центрального Молдавского плато, оказывается река Чага, левый приток Когылника.

Рис. 1. Карта гетских и скифских древностей междуречья Днестра и Прута. 1 — гетские городища;
2 — гетские поселения; 3 — скифские курганы; 4 — скифские впускные погребения; 5 — клады монет.

На привале огромной армии необходим надёжный источник воды, причём вблизи должно быть достаточно топлива для горящих всю ночь костров, а также вдоволь подножного корма для животных. Судя по современному состоянию ландшифта, удобной оказывается местность чуть севернее современного украинского селения с многозначительным названием Бородино (Юрьевка-Украинка-Петровка). Из лагеря, расположенного здесь, те (геты), чья судьба меньше всего беспокоила Дария, могли, не дожидаясь подхода скифов, укрылись в ближайших лесах. Отсюда на юг, до моста на Истре, расстояние около 4 дневных переходов (порядка 150 км); до ближайшего известного нам гетского поселения — один дневной переход на север.
Там же. С. 50–53.

Всё-таки не разведка боем в Тарутине, а сразу Бородино укнанзиан (inside out). Ночная пала тень, уходим. Ослов привязать рядом с кострами, подкинуть дров. Чтобы ревели, заглушая стоны ослабленных тепловым ударом, несварением желудка, язвами на лодыжках и нарывами в паху.
Однако вся эта бестолочь неизбежно ринется догонять, все ухищрения скрытности пойдут насмарку. Поставить для пресечения поползновений военизированную охрану. Гетов, кого ж ещё. Наврать, что своих не бросаем. Как только, мол, разживёмся в Березино волами и каруцами — заберём всех и вся.
И ушли, затылками к Полярной звезде. А геты — лицом. Мы не ослы, ослы не мы.
Разбор полётов воображения Дария I Гистаспа просто необходим — и чем раньше, тем лучше. Зачем он увёл в Скифию гетов? Противопоставить конным лучникам степей конных лучников предгорий? При чём тогда обоз. При том, что иначе молдавскому Зангези придётся обязать бесстрашных воинов лепить точь-в-точь такие горшки, что и на родине. Разумнее разрешить им двигаться в составе армии с домочадцами. У фракийцев как? У фракийцев так: одна жена не считается, две для дедушки на завалинке, три для хромого, четыре для косого и так далее. Перенос навыков лепки, лощения и обжига не только столовой, но даже и кухонной посуды пройдёт на ура. Но в обозе.
Дальнейший разбор полётов разрешите считать закрытым: я вам не Дарий, своих не сдаю. Одно ясно как день: о том, что в их услугах царь больше не нуждается, гетам сообщено не было. А самовольная отлучка из воинской части во время боевых действий всегда считалась дезертирством. Догонять отступающих персов смерти подобно, а скифы нашему брату авось да небось, решили геты. Ботна, Сарата и Хаджидер пересохли, а из Чаги водицы испить покамест можно. Стало быть, исток в горах или болотах, где скифам не житьё. И двинулись вверх по течению.

Лучше один раз вглядеться в карту расселения гемских гетов на чужбине, чем перелопатить горы отчётов о раскопках укреплённых городищ и укрытых в складках местности посёлков. Геты выжили, да ещё как. Стало быть, пришлись ко двору хозяевам страны. Выгодный товарообмен, посильная дань или вожди породнились, как половецкие ханы с рюриковичами.

ожно допустить, что только благодаря высокой мобильности скифских военных контингентов кельтские вещи со Среднего Дуная могли попасть и на гетские памятники Среднего Днестра. В конечном итоге, это означает, что между скифами и гетами существовали определённые контакты. Судить об уровне этих отношений мы можем пока только по горшкам с округлобоким туловом и отогнутым краем, широко представленных и на гетских, и на скифских памятниках. ‹...› Речь идёт, конечно, о постепенном внедрении некоторой части степняков в оседлую среду, что весьма ощутимо по материалам нижнеднестровских поселений этого времени, особенно левобережных. Скифская лепная керамика является составной частью керамических комплексов этих памятников, независимо от их культурной атрибуции.
Там же. С. 105.

О гетах молдавской лесостепи до македонских войн вообще ничего не известно по вполне понятной причине: скифы не больно-то разрешали грекам Причерноморья вести торговлю внутри страны. Но вот Македония первенствует на Балканах, Филипп II в 339 г. до н.э. наголову разбивает скифскую орду Атея. Казалось бы, тут-то гетам и развернуться в междуречье Прута и Днестра.

Именно так я и думал, до вразумления знатоком лесо-степной подоплёки. Развернулись, жди. По Внутренней Скифии кочевали союзные Атею орды, и царь был отмщён. Гетам свернули шею, как ни печально это узнать нам с Георгием Борисовичем (оторопь шарлатанствующих проповедников гетской, гето-дакской и дако-гетской исключительности даже страшно себе представить).

Но по порядку. Итак, Филипп II Македонский, к неописуемой досаде Наполеона Бонапарта и Дария I Гистаспа, побеждает скифов. Беззаконное противособытие, по Хлебникову. Простой подсчёт показывает, что победа Филиппа отдалена от скифо-персидского Бородина 512 – 339 = 173 годами. Подобрать степень тройки к этому временнóму отрезку невозможно, поэтому и беззаконное: македонцы отнюдь не сокрушили скифов. Даже довольно-таки скудная добыча — пленные и скот — не пошла Филиппу впрок, её отбили на обратном пути насельники острова Певка (покамест не певкины Страбона и Плиния, о них речь впереди). И добро бы потерян только живой товар — в руках островитян оказалась походная казна царя. Но и это бы терпимо: походный монетный двор тоже уплыл на Певку. С полным набором матриц и муфт, не говоря о сырье.

Предводитель этого вздорного, с точки зрения Филиппа, племени прекрасно понимал, что македонцы залижут раны, вернутся и утопят его в Килийском гирле. К скифам Поднепровья обращаться за подмогой себе дороже, могут потребовать вернуть награбленное: после Атея остались Атеичи. И он шлёт нáрочного к гетам: пособите, за ценой не постою. Совершенно как позднейший Децебал.

Геты поддались на посулы внезапно разбогатевших соседей, взяли задаток, собрали войско и отправились на Дунай. В это время при невыясненных обстоятельствах погибает Филипп II, в Македонии воцаряется Александр I, образец для подражания Антонина Каракаллы. Из сообщений Диона Кассия, Геродиана и Элия Спартиана знаем, что Каракалла сначала замирил германцев и даков, а уж потом отправился грабить парфян. Тупое следование образцу для подражания, не более того.

воим новым союзникам, гетам, за охрану северной стороны переправы от скифов трибаллы платили серебром — тетрадрахмы Филиппа II они чеканили сами трофейными штампами. ‹...› Для охраны переправы наверняка отправлялись отборные воины из селений, расположенных сколь угодно далеко, в том числе в лесистом регионе современной Молдовы.
Такое предположение не лишено оснований, поскольку гетских поселений на Нижнем Дунае, особенно в непосредственной близости от переправы, почти нет. ‹...› Судя по сообщениям Арриана, молодой царь Македонии, добравшись до реки, решил высадиться на Певку, но безуспешно. „Тогда Александр отвёл свои корабли и решил идти против гетов, которые обитали за Истром, так как он их видел собравшимися в большом количестве на берегу. Они вознамерились препятствовать, если бы он попробовал перейти реку (было их около четырёх тысяч конных, а пеших более десяти тысяч)”.
          Вряд ли столько бойцов можно было собрать из окрестных селений, да и само изложение последующих событий показывает, что геты обосновались на берегу Дуная недавно. Не пересказывая сообщений Арриана о том, как Александр перешёл реку и возник перед гетами, цитируем далее. „Однако геты не выдержали даже первую атаку кавалерии. Они были ошарашены тем, что за одну ночь была форсирована самая крупная из рек, Истр, без постройки моста на месте переправы. Пугала их и непроходимая чаща фаланги, и напористая атака конницы (с Александром было около тысячи пятисот конных и примерно четыре тысячи пеших воинов). Сперва они убежали в сторону города (πόλιν), который находился на расстоянии одной парасанги (5400 м) от Истра. Когда же увидели, что, оставив конников в первых рядах, Александр спешно уводит фалангу вдоль реки, чтобы не допустить окружения пехоты гетами, сидящими в засаде, геты покинули и город, который был недостаточно укреплён. Взяли они своих детей и жён верхом, сколько могли выдержать кони, а затем по пустынным местам ушли как можно дальше от реки. Александр взял город и захватил всю добычу, оставленную гетами”.
Там же. С. 110.

Дальнейшая судьба гетов прослеживается по письменным источникам, раскопки же показывают, что после гибели Атея из Днестро-Дунайского междуречья скифы ушли: ни одного достоверного памятника. Вскоре геты убедились на собственной шкуре и поджилках в полководческом даре Александра Македонского и сочли за благо заключить с ним договор о ненападении. Совсем как вольные даки с Каракаллой. Но тот ограничился заложниками, воевать с германцами и сарматами не обязал. А договор гетов с Александром предопределял следование за македонцами, куда те укажут. Совершенно та же кабала, что когда-то в обозе у Дария.

осле 335 года ослабленные скифы покинули степную зону Дунайско-Днестровского междуречья. Степь опустела, надо полагать, стараниями гетов, союзников Македонии, и они контролировали теперь уже действительно “гетскую пустыню”. В 331 году по приказу Александра Зопирион набирал армию для похода на независимые греческие города северо-западного Понта, и в неё, разумеется, были включены и гетские союзнические контингенты. Первыми на очереди были Тира и Никоний, затем Ольвия. ‹...›
          Судя по всему, Ольвия была уже на грани гибели. Но Зопирион вдруг снял осаду, и на обратном пути погиб вместе со всей своей армией в битве то ли со скифами, то ли с гетами. ‹...›
          Откуда взялись скифы в “гетской пустыне”? Как мы выяснили, они ушли оттуда ещё года четыре назад к своим сородичам в Поднепровье.
          Ничего другого не остается, как предположить, что, пока кольцо блокады не замкнулось, борисфениты (жители Ольвии) успели попросить помощи у скифов. ‹...› Именно их появление вынудило Зопириона снять осаду и отойти в спешном порядке.

          А как же союзники-геты? Как отразились события 331 года на обитателях лесистой части Молдовы? ‹...›
          Уничтожив македонскую армию, днепровская скифская орда наводнила Днестровско-Прутскую лесостепь. ‹...› Скифы — остатки орды Атея кочевали здесь совсем недавно и прекрасно знали местность — шли по всем посёлкам. ‹...› Уцелевшие геты частью ушли вверх по Днестру, к притокам верхней Вислы, частью по правому притоку верховьев Днестра Гнилой Липе к истокам Буга на Волынской возвышенности. Места о ту пору глухие и безлюдные, но скифы настигли беглецов и там. ‹...› Что касается гетов, отходивших вдоль Прута, то они, вероятнее всего, по Яблоницкому перевалу преодолели Карпаты, вышли к истокам Тисы и разошлись по Закарпатской и Среднедунайской низменностям. Сюда же, по Ср. Верецкому и Ужокскому перевалам, проникла и часть днестровских гетов. ‹...›
          Пока мы не знаем, добрались ли скифы вслед за уходящими гетами до внутрикарпатских регионов. Единственное, в чём сомневаться не приходится: здесь геты встретились с кельтами. ‹...› Это может быть и началом “дакийского сюжета”.
Там же. С. 110–120.

Кажется, гетская отрасль народонаселения Прутско-Днестровского междуречья времён Траяна более-менее выяснена: исчезающе малый вклад. Увы, А.Н. Левинский ни ногой на Бырладское плато, а дальше румынской границы язык меня не доведёт. Наверняка в Бухаресте особое мнение насчёт осады Ольвии — тёмные слухи о битве Зопириона с гетами налицо. Возможно и такое: скифы утолили свой гнев истреблением одних только насельников междуречья. Допустим, в Поднестровье жили крепкие хозяева, а западнее Прута ютилась голытьба. Нищему пожар не страшен, тем паче у соседа за рекой — раз, заселение заречного пепелища — два, с милым и в шалаше рай — три. А какой с жердей и веток спрос на раскопе? В любом случае работа над ошибками не должна препятствовать новостройке, немедленно приступаю.

Анфиса Абрамовна не устаёт подозревать, что не я веду речь, а она меня. Без руля и без ветрил, там на неведомых дорожках и всё такое. Ничего подобного. Езда в незнаемое, вот как называл это Маяковский. А Маяковский поглядывал на Хлебникова снизу вверх. Ибо тот не искал, а находил. Иными словами, растекался по древу в точном соответствии с движением соков — к побегам, почкам, цветам с пчёлами и плодам с плодожоркой.

Нынче двигаемся так: 1. Троян Игоревой песни; 2. пинежский Дунай; 3. олонецкое виноградье; 4. дако-сарматская Дѣва Обида. Дѣва отчасти в следующей главе «Знакъ бѣды».

А теперь вышивка строго по канве.

Проницательная подруга моя уже отчасти вникла и отслеживает поползновения доказать несравненную правоту Г.Б. Фёдорова относительно гораздо более раннего, чем полагают писатели учебников, знакомства славян с Дунаем. Благодаря доброжелательному отношению к военнопленным и привычке стойко переносить невзгоды, наёмники Децебала (см. каменную резьбу Tropaeum Traiani) венеты со временем размножились (о костобоках благоразумно помалкиваю) в склавов и бесчисленных, по Прокопию Кесарийскому, антов; а там и храбрый росс вывел отважного русича на простор дунайско-черноморской волны. Одобрять бойню в молдавской лесостепи не приходится (увидим, чем отдарят китайцы за остров Даманский), но скифы, как полагает А.Н. Левинский, изнутри высадили ранее запертую для насельников промозглых неудобиц дверь в благодатное Поднестровье. Руины гетских поселений указывали переселенцам на пригодные для подсечно-огневого (показания В.П. Петрова попридержу, всему своё время) земледелия делянки, виноградный стланик одичал, но не вымерз. Мстительные скифы выродились в клочки по закоулочкам: да здравствует Митридат Евпатор и примкнувшие к нему сарматы. Будущие тирагеты, как выясняется. Тирагеты оседают на благодатный чернозём, становятся пахарями (относительно плуга Виктор Платонович усиленно возражает). А вотъ и Траянъ въ Дакiю пожаловалъ.

‹...› У первыхъ издателей Игоревой пѣсни въ 1800 году сказало было: четыре раза упоминается въ сей пѣсни о Троянѣ, то есть — тропа Трояня, вѣчи Трояни, земля Трояня и седмый векъ Трояновъ; но кто сей Троянъ, догадаться ни по чему не возможно. Карамзинъ, въ своей исторiи, решилъ это недоумѣнiе просто — указанiемъ на Римскаго императора Трояна, покорителя Дакiи. Для многихъ, въ томъ числѣ и для меня, это решенiе казалось вѣрнымъ, и вотъ какъ я думалъ объ этомъ въ послѣднее время.
Былъ нѣкогда у Кiевской Руси свой полный, вѣками сложившiйся, кругъ миөическихъ вѣрованiй, историческихъ преданiй, поэтичесвихъ сказанiй и проч. Изъ него лишь нѣчто, отрывочно в случайно, сохранилось въ нашихъ древнихъ писанiяхъ, особенно же въ пѣсни о полку Игоревѣ, въ этомъ живомъ в вѣрномъ отображенiи того временнаго человѣка Южнорусскаго. Къ числу сохранившихся въ ней глубоко древнихъ остатковъ принадлежатъ, мнѣ кажется, и четыре упоминанiя съ именемъ Трояновымъ, которыя отношу я къ тому же роднику своенародныхъ преданiй, изъ котораго почерпнуто и Несторово свазанiе: „Волохомъ бо, нашедшимъ на Словены на дунайскiя, сѣдшемъ въ нихъ, насилящимъ имъ”.
          1) Земля Трояня — это древняя Дакiя, покоренная Ульпiемъ Трояномъ въ 102 году по Р.X. и обращенная въ область Троянову, provincia Trajani. Къ обитателямъ этой земли принадлежали и наши Южнорусскiе Славяне, Угличи в Тиверцы, о нихъ же сказано у Нестора: „сѣдяху по Днестру ‹...› приседяху къ Дунаеви ‹...› Суть грады ихъ и до сего дне”. Вотъ прямые наслѣдники мѣстныхъ преданiй о Трояновыхъ дѣлахъ; а можетъ быть они и сами были ихъ свидетелями и так же отбивались отъ Римскаго властителя, какъ въ последствiе отбивались они отъ воителей Русскихъ, отъ Олега вещаго в его питомца Игоря. Что же касается до Полянъ Днѣпровскихъ, то вся придунайская земля Трояня была близка къ ихъ сердцу, какъ древняя родина ихъ, къ которой относились ихъ преданiя и воспоминания. Тамъ на Дунаѣ хотелъ водвориться князь ихъ Кiй съ своимъ родомъ, и уже срубилъ было себе городокъ Кiевецъ... „Хочю жити въ Переяславци на Дунаи, яко то есть среда земли моеи”, говоритъ у нихъ Святославъ храбрый. Имя Дуная, донынѣ звучащее въ народныхъ пѣснопенияхъ Руси, часто повторяется въ Игоревой пѣсни, напримѣръ, когда вернувшiйся изъ Половецкаго плѣна князь Игорь ѣдетъ въ Кiевъ, по Боричеву взвозу къ святой Богородице Пирогощей: „дѣвици поютъ на Дунаи, вьються голоси чрезъ Море до Кiева”. ‹...› Изображая „невеселую годину”, наставшую на Руси вслѣдъ за пораженiемъ Игорева войска на pѣкѣ Kaялѣ, пѣвецъ Игоря вспоминаетъ о прежнихъ побѣдахъ Русскихъ князей, въ напоминанiе о нихъ несогласнымъ князьямъ своего времени. „Въстала обида въ силахъ Дажьбожа внука, вступила дѣвою на землю Трояню, въсплескала лебедиными крилы на синѣмъ морѣ у Дону плещучи, упуди жирня времена”. Кто эта лебедокрылая, воинственная дѣва? Вѣроятно, это наша славянская миөическая дѣва или дѣвана, соотвѣтственная Дiанѣ, какъ замечено въ Mater verborum. Она идетъ отъ Трояновой земли придунайской, черезъ Синее, то есть, Черное море „еже море словетъ Руськое”, по выраженiю Нестора, идетъ на Донъ и пробуждаетъ тамъ богатыя времена. ‹...›
          2) Въ поясненiе тропы Трояневой Карамзинъ указывалъ на Сульцерову Via Trajani, и не напрасно. Черезъ Малую Валахiю npoлегаетъ древняя дорога, отъ Дуная до Карпатскихъ горъ, называемая тамъ дорогою Трояновою, по Румынски — кале-Троянъ. Она совершенно отвечаетъ собою словамъ Игоревой пѣсни о Боянѣ: „рища въ тропу Трояню чресъ поля на горы”. Въ Бессарабiи Трояновыми дорогами и просто Троянами зовутся находящiеся тамъ знаменитые древнiе валы, неизвестно когда и по чьему велѣнiю произведенные. Но ихъ названiе Трояновыми свидѣтельствуетъ, какъ славно и памятно было это имя въ странахъ придунайскихъ, напечатлѣнное тамъ и на другихъ мѣстностяхъ.
          3) „Были вѣчи Трояни, минули лѣта Ярославля”. Принимать ли здесь слово вѣчи за описку, вместо сѣчи, как полагалъ Карамзинъ: тогда эти слова Игоревой пѣсни означаютъ воспоминанiе о тѣхъ побѣдоносныхъ сѣчахъ Трояновыхъ, которыми положенъ былъ конецъ придунайскому царству Децебала. Но вѣрнѣе кажется, что Сѣверно-Русскiй переписчикъ Игоревой пѣсни, по своему областному выговору, поставилъ слово вѣчи вместо вѣци (также какъ и лучи вмѣсто луци): тогда здѣсь у пѣвца Игорева воспоминаются вѣка, протекшiе отъ покоренiя Дакiи Трояномъ, которое въ бытiи того края у его насельниковъ, какъ видно, считалось достопамятнѣйшею и роковою эпохою.
          4) „На седьмомъ вѣцѣ Трояни връже Всеславъ жребiй о дѣвицю себѣ любу”. Въ объясненiе этого труднаго къ уразумѣнiю мѣста, Н. Головинъ въ своихъ прямѣчанiяхъ (1846 г.), предложилъ счетъ вѣковъ не въ десять десятилѣтiй, а въ четыре сорока лѣтъ, т.е. во 160, примѣнительно къ своенародному господствовавшему счету по четыре и по сороку. По такому неожиданному счету вѣковъ, начало седьмаго вѣка отъ покоренiя Дакiи Трояномъ въ 102 году дѣйствительно приходится къ тому 1063 году, подъ которымъ въ Несторовой лѣтописи замѣчено: „Новѣгородъ иде Волховъ вспять днiй пять; се же знаменье не добро бысть, на четвертое бо лѣто пожѣже Всеславъ градъ”. А подъ слѣдующимъ, 1064 годомъ у Нестора записано: „въ сеже лѣто Всеславъ рать почалъ. Въ си же времена бысть знаменье на западѣ: звезда превелика, лучи имуще аки кровави ‹...› Се же проявляше не на добро; по семь бо быша усобици многи и нашествiе поганыхъ на Руськую землю ‹...› Предъ симъ же временемъ и солнце пременися”, и проч. Видно изъ этого, что объ томъ времени было поверье, какъ о времени необычайномъ. Нѣтъ ли другихъ приметъ и следовъ такого же лѣтосчисленiя? А въ настоящемъ случаѣ оно, мнѣ кажется, очевидно. Такимъ образомъ, кажется мнѣ, всѣ четыре упоминанiя Игоревой пѣсни съ именемъ Трояновымъ, безъ противорѣчiя другъ другу, идутъ къ славному имени императора Римскаго, состоя въ живой связи и съ своенароднымъ преданiемъ Kiевской Руси о землѣ придунайской. ‹...›
Максимович М.А.  О значенiи имени ‘Траянъ’,
упоминаемомъ въ Словѣ о Полку Игоря (письмо графу А.С. Уварову).
Собр. соч. Киев, 1877. Т. 2. С. 426–430.

Сiе отослано 12 февраля 1869 года изъ именiя Михайлово-гора въ первопрестольную главѣ Московскаго археологическаго общества Алексѣю Сергѣевичу Уварову и оглашено 18 марта на засѣданiи перваго Археологическаго съезда въ Москвѣ, въ трудахъ коего и напечатано (т. I, стр. CXVIII–CXXXII).

Дневников проф. Д.Я. Самоквасова я не нашёл, но беру на себя смелость предположить его знакомство с михайлово-горской проповедью. Следы вникания налицо и уже любовно мною воспроизведены, однако Анфиса Абрамовна на дух не переносит Дмитрия Яковлевича: родовое прозвище так и шибает в нос. Моё, кстати, тоже с кислым душком — то на гумне взопрею, то на току. Яти, фиту и точки над i милый друг Анфисушка презирает пуще уманского суржика, обязуюсь изложить ей Максимовича слогом Арины Родионовны как только, так сразу.

Когда же отдѣлилась отъ праславянъ часть народа и гдѣ она образовала новое славянское государство, въ которомъ преобразовалась въ русскiй этнографическiй типъ?
На этотъ вопросъ не имѣется отвѣта у лѣтописца Нестора, или потому, что онъ не зналъ русской прародины, или потому, что ему не было нужды говорить о ней, такъ какъ задача его повѣстей о томъ, откуда пошла русская земля, состояла въ доказательствѣ современникамъ, что она пошла отъ Славянъ дунайскихъ, впервые получившихъ славянскую грамоту, въ указанiи прародины славянской, а не русской.
Умолчанie лѣтописца о русской прародинѣ повлекло за собою большую неопредѣленность лѣтописныхъ сказанiй о происхожденiи русскаго языка и русскаго народа.
          Когда Волохи, говоритъ лѣтописецъ, покорили Славянъ дунайскихъ и стали притѣснять ихъ, то часть Славянъ выселилась на Вислу и прозвалась тамъ Ляхами, а отъ тѣхъ Ляховъ произошли Поляки, Лутичи, Мазовшане и Поморяне. Здѣсь все понятно: выселившаяся часть праславянъ образовала въ области Вислы новое славянское государство, и въ этомъ государствѣ создала новѣйшiй польскiй этнографичесмй типъ; послѣдующее разселенiе Ляховъ образовало польскiя племена врѣмени лѣтописца.
          Но дальнѣйшее сказанiе Нестора, если понимать его въ буквальномъ смыслѣ, представляется совершенно невѣроятнымъ. Такiе же Славяне, говоритъ лѣтописецъ, какъ и Поляки, оставили свою дунайскую прародину въ эпоху господства тамъ Волоховъ и выселились на побережья Днѣпра, въ области между Припетью и Двиною, на р. Полоту, на озеро Ильмень, въ верховья Днѣпра, Двины и Волги, на побережья Десны, Сейма и Сулы, и тамъ образовали племенныя княженiя съ народонаселенiемъ, говорившимъ однимъ славянскимъ языкомъ; а языкъ славянскiй и русскiй „бѣ имъ единъ”. По буквальному смыслу этого свидѣтельства русскiй языкъ былъ принесенъ славянскими колонистами изъ славянской прародины въ эпоху господства тамъ Волоховъ, то есть праславяне говорили русскимъ языкомъ въ Гетикѣ, своей прародинѣ; но тогда русскiй языкъ долженъ быть общеславянскимъ; а между тѣмъ, въ то время, когда разобщенныя русскiя племена говорили однимъ русскимъ языкомъ, родственныя имъ польскiя племена говорили уже другимъ, польскимъ языкомъ, и является невѣроятнымъ, чтобы разрозненныя русскiя племена сохранили русскiй языкъ своей прародины до времени лѣтописца, а Поляки измѣнили его въ новый языкъ. ‹...›
          Нынѣ имѣются “свидѣтельства современниковъ” и археологическiе факты, ясно показывающiе, кто и какого времени были Волохи лѣтописца Нестора, завоевавшiе древнюю Скитiю и побудившiе праславянъ къ движенiю въ области Вислы и Днѣпра.
          Лѣтописецъ подъ Волохами несомнѣнно разумѣлъ Итальянцевъ: въ перечисленiи европейскихъ народовъ онъ называетъ Италiю землею волошьскою. ‹...›
          Къ какому же времени должно отнести лѣтописный фактъ завоеванiя дунайскихъ Славянъ Итальянцами? Историки, оставившiе описанiе борьбы Римлянъ съ Гетами и обращенiя царства Гетовъ въ римскую провинцiю Дакiю, свидѣтельствуютъ, что „многiя дакiйскiя племена, убѣгая отъ римскаго рабства, оставили свою родину и выселились за предѣлы Дакiи”. Только это свидѣтельство соотвѣтствуетъ свидѣтельству русской лѣтописи о завоеванiи Славянъ Волохами на Дунаѣ; а другого завоеванiя дунайскихъ областей Волохами-Итальянцами не знаетъ исторiя славянской прародины. Но въ такомъ случаѣ Гетовъ (греческое имя) или Даковъ (латинское имя) древней Скитiи должно признать предками русскихъ и польскихъ Славянъ. ‹...› Өеоөилактъ Симоката часто употребляетъ имена Гетовъ и Славянъ, какъ названiя одного народа, и даже прямо утверждаетъ, что названiе Геты есть древнейшее имя Славянъ ‹...›
          Имя царя Траяна играетъ важную роль въ преданiяхъ Славянъ южныхъ, Руссовъ и Поляковъ: «Откровенiе св. апостолъ», изданное по рукописи XIV вѣка, называетъ Трояна въ числе славянскихъ боговъ: „Имяше боги мнози: Перуна и Хорса, Дыя и Трояна, и иныи мнози”; а далѣе поясняется, что „Троянъ бяше царь въ Римѣ”; въ «Хожденiи Богородицы по мукамъ», изданномъ по рукописи XII вѣка, рядомъ съ Хорсомъ, Велесомъ и Перуномъ, также именуется богъ Троянъ; въ «Словѣ о полку Игоревѣ» упоминаются: „тропа Трояна”, „земля Трояна”, „седьмой вѣкъ Трояна” и „вѣчи Трояна”, относимые сказанiемъ къ древнѣйшему перiоду исторiи Славянъ, отъ которыхъ оно ведетъ свое лѣтосчисление. Древнеболгарская пѣсня воспѣваетъ царя Траяна, какъ владѣтеля несмѣтныхъ сокровищъ; древняя сербская сказка смѣется надъ царемъ Трояномъ, имѣющимъ длинныя уши; и т.д. Какой же это царь Троянъ, извѣстный сказанiямъ Славянъ восточныхъ, западныхъ и южныхъ? Славянская исторiя не знаетъ другого царя Трояна, кромѣ римскаго царя, покорившаго царство Гетовъ или Даковъ и вытѣснившаго, по свидѣтельствамъ Дiона Kacciя, Евтропiя и Флоpiaнa, многiя придунайскiя племена въ закарпатскiя страны, согласно съ русскимъ Несторомъ.
Д. Самоквасовъ.  Сѣверянская земля и Сѣверяне
по городищамъ и могиламъ. Москва. Синодальная типографiя. 1908. С. 84–89.

Самое поверхностное сравнение докладной записки Максимовича с изысканиями Самоквасова показывает, что последний удосужился оттенить не весьма светлый образ покорителя Дакии привнесением новых черт. И то сказать, на переломе XIX–XX вв. песнь о незадачливом князе изучена вдоль и поперёк, но споры вокруг песенного Трояна к безоговорочному опровержению Карамзина и примкнувших в нему сновидцев праславянства отнюдь не привели. Громоздить обломки словесных копий не вижу смысла, но с удовольствием замечу: к страшилищам балканских сказок наряду с Траяном причислен Дуклян. Исследователи уверяют, что прообраз этого злодея — римский император Диоклетиан, знаковая личность в истории христианства. И ещё: в Саге о Хормунде упоминается морской поход викингов на Валланд (Валахия?), где некогда конунгом был злой колдун Траин (др.-сканд. Þráinn).

А теперь, как и обещал Анфисе Абрамовне, перескажу послание Максимовича тогдашнему главе отечественной археологии без ухищрений красноречия. Итак, за сорок лет до выхода в свет собрания сочинений проф. Д.Я. Самоквасова извещается: 1) летопись Нестора (ниже ПВЛ) знает гонителей славян Волохов, от насилий коих стародавние насельники Подунавья бегут на север и восток; 2) Буджак не одними Турками воспринимался как угол (bucak) — их (а также Печенегов и Половцев) предшественниками были днестро-дунайские славяне Угличи, дакийские изгнанники; 3) Дунай не раз и не два упомянут певцом Игоря в качестве далёкой, но приснопамятной русичам реки; 4) исследователю полунамёков и междустрочий Слова о Плѣку придётся взять на заметку и отчасти приуныть: пиры в ознаменование побед русского оружия все в прошлом, хмельное разливать по чашам не пристало; 5) Максимович откровенно любуется странноватой, на взгляд непосвящённого, дѣвой преславного витии, отнюдь не готской, но прямо связанной с отмщением русских обид, и причисляет оную к ипостасям эллинской богини охоты Дианы; 6) он же находит ляп древнего переписчика Слова о Плѣку: в подлиннике значились вѣци (то же, что вѣкá), а не вѣчи; 7) им же доводится до сведения сиятельного собеседника предположение, что первоначальный счёт по векам предполагал не позднейшие столетия, а десятую долю сорока сороков летних равноденствий, посему вѣци Трояни следует понимать как 160-летия.

Сейчас изловчусь расщепить сознание. Не расширить, а именно расщепить. Одна половинка глянет на другую со стороны, а потом пошушукаются.

— Мда, ну ты и балаболка. Повторение — мать отвращения. Анфиса Абрамовна схватывает на лету, прибереги свои Rondo Capriccioso для тупиц. Неизбежность смычки песенного Трояна и песенного же Дуная очевидна. Сколько раз Дунай упомянут в Словѣ? Да уж побольше Трояна.

— Эх, Дýнай мой Дунáй, эх, вé-сё-лый Дунáй! — старчески задышливым голосом Лемешева, помните?
Сергей Яковлевич заливается, Дмитрий Алексеевич заливает. Про то, что славяне появились на Дунае в V–VI вв., после чего домовитые осели по-над Адриатикой, а сбродное перекати-поле убралось восвояси, в холод и слякоть. Эти несолоно хлебавшие раззявы и есть родоначальники лежебока Емели, пропойцы Стёпки-растрёпки и прочих изводов Ивана-дурака. И вот совокупный Иван перстами гусляров рокочет о несостоявшемся блаженстве, сглупа приплетая к Дунаю Трояна, славянское божество зимы. Утраченный рай чётко подтверждается, божество зимы сомнительно. Вывод: Дунай (Истр, Данувий) — да, Ульпий Траян — нет и ещё раз нет.

первой половине XIX в. собиратели русского фольклора обратили внимание на широко распространённую в русских песнях и былинах лексему дунай и, не задумываясь, поставили её в связь с древнейшей славянской прародиной на Дунае и с восточнославянским наименованием этой великой европейской реки. Однако к концу XIX в. знакомство славистов со всей суммой сведений античных авторов по истории Подунавья, достижения языкознания, успехи археологии, данные топонимики и ономастики убедительно показали зыбкость гипотезы о “дунайской прародине”. Было установлено, что с VI в. до н.э. по середину II в. н.э. среднее и нижнее Подунавье (где ПВЛ помещает славян) занимали неславянские этнические общности, лишь с конца II в. н.э., а особенно в IV–V вв. появляются основания говорить о проникновении в Подунавье отдельных групп славян, однако массовое появление и доминированпе славян на левом берегу нижнего Дуная становится реальностью с рубежа V–VI вв. (в другие области Подунавья славяне проникают ещё позже).
           Поэтому начиная с конца XIX в. прародину славян обычно ищут в пределах лесной области между Эльбой и Десной, Карпатами и Балтикой, исходя уже в основном из чисто лингвистических соображений. ‹...›
          С конца IV в. до н.э. (начиная с вторжения сарматов в Поднепровье) в степной и лесостепной зоне Северного Причерноморья устанавливается своеобразный ритм жизни, когда периоды расцвета оседлой жизни на чернозёмах лесостепи каждые 200–300 лет прерываются разрушительными вторжениями кочевников с востока, приводящими к временному потрясению устоев оседлой жизни, гибели и отливу большой части населения. Этот своеобразный ритм жизни создавал для праславян возможности вклинивания (в период затишья степи) на отдельные участки опустошённой лесостепи, хотя от берегов Чёрного моря и нижнего Дуная их отделяли мощные союзы племен во главе с кочевыми ордами. Естественное движение на благодатный юг затруднялось ещё и тем, что несколько позднее, чем в степи, в лесной зоне Европы (примерно с конца III в. до н.э.) также устанавливается своеобразная волнообразная пульсация населения, сердцем которой является западная Прибалтика и особенно Скандинавия. Идущие отсюда волны иногда распространяются на юго-запад (кимвры), но дважды (не считая более мелких передвижений) они обрушиваются и на юго-запад Восточной Европы, достигая нижнего Подунавья (бастарны и скиры, продвигающиеся сюда в конце III в. до н.э. из области между Эльбой и Зап. Бугом под натиском германцев с севера и запада, и гото-гепиды, двигающиеся из нижнего Повисленья в конце II – первой половине III в. н.э.). Упорное стремление праславян проникнуть, двигаясь по лесным массивам Волыни, Подолии и восточных Карпат, на юг могло увенчаться успехом только тогда, когда оно осуществлялось в благоприятных условиях, при известном затишье в деятельности обоих вулканов — центрально-азиатского и западно-балтийского.
           Видимо, первое удачное проникновение праславян в Прикарпатье и к северу от нижнего Дуная происходит во второй половине II в., однако движение гото-гепидов (и части вандалов) приостанавливает этот процесс, и в III–IV вв. славяне (известные германцам под именем венетов) не играют сколько-нибудь существенной роли в бурных событиях в Подунавье. ‹...›
          Утомленные длительными войнами, потерпев поражение на р. Недао, гуннские орды отходят на восток, в степи Приазовья. Западно-Римская империя прекращает свое существование (476 г.), а Восточно-Римская империя ограничивается пассивной обороной своих границ по Дунаю.
           И, заполняя образовавшуюся относительную лакуну, массы праславян устремляются из лесов и лесостепей Восточной Европы, из занятого ими среднего и верхнего Повисленья на юг, в нижнее Подунавье, где они и фиксируются как значительная сила с начала VI в., разделяясь на две близкородственные группировки — собственно славян (“склавинов”) и антов. Благоприятные условия жизни на чернозёмах Нижнего и заселённого славянами позднее Среднего Подунавья приводят к своеобразному демографическому взрыву, между антами и “склавинами” начинается борьба, в результате которой анты к середине VI в. отступают на восток, в причерноморскую лесостепь, принимая после этого лишь незначительное участие в подунайских событиях, и позднее (в конце VII – начале VIII в.) подвергаются сокрушительному удару хазар. В Подунавье остаются в основном “склавины”, среди которых выделяются сильные и достаточно независимые племена на левом берегу нижнего Дуная. Их ожесточённая борьба с Восточно-Римской империей (романоязычную армию которой, а также вообще романцев Балканского п-ова славяне именовали “волхами”) после ряда побед, одержанных “ромеями”, кончается тем, что, воспользовавшись неурядицами, возникшими в связи с государственным переворотом в Константинополе в 602 г., славяне и авары в начале VII в. прорывают дунайскую границу и расселяются на юг до Эгеиды, сокрушая позднеантнчную цивилизацию на большей части занимаемой территории.
          Именно в Прикарпатье и в Подунавье с середины V по середину VII в., в условиях некоторой обособленности и удалённости от родственного и довольно аморфного балто-славянского массива на северо-востоке, в условиях консолидации праславянскнх племён в борьбе с сильными иноязычными и инокультурными противниками, и происходит окончательное оформление наиболее активных юго-западных групп праславян в самоосознающее своё единство историческое славянство, что нашло отражение в сообщении ПВЛ о дунайском этапе истории славян и о борьбе их с “волхами”. ‹...›
          В 623–631 гг. происходит подрыв могущества авар, приведший к нарушению сложившегося аваро-славянского симбиоза; возникает относительная перенаселённость, выражающаяся в попытке всех сербских племён между 610 и 641 г. переселиться обратно на север, за Дунай; консолидируется отрезанное от Византии и предоставленное самому себе романское население Подунавья и Адриатики (“волхи”), отмечаемое под именем “влахи” как самостоятельная группа в связи с событиями конца VII в.; византийские армии вновь начинают успешные войны против славян (658 г.); с 660-х годов начинается наступление с востока теснимых хазарами болгар, которые в 679 г. переходят Дунай и производят ряд перемещений в среде славянских племён. В итоге Подунавье перестает быть центром притяжения всего славянства (в том числе повисленского и восточноевропейского), и поэтому отдельные группы славян Подунавья и Прикарпатья начинают с середины VII в. мигрировать в северном и северо-восточном направлении, возвращаясь на свои более древние прародины (встречая там и праславянское, и праславяно-балтское, и балтское население), что и нашло отражение в повествовании ПВЛ о „расселении славян с Дуная”. ‹...›
          Мечта о благодатных дунайских землях, память о них как о “земле предков н изобилия” сохранялась в народных преданиях восточного славянства и до начала XII в. постоянно освежалась различными событиями его политической и культурной жизни. ‹...›
          На основе предложенного очерка можно выявить некоторые устойчивые соотношения, связывающие Дунай с определёнными историко-географическими ситуациями, представлениями, реалиями. Эти соотношения оказываются небезынтересными при сопоставлении их с семантическим полем лексемы дунай в восточнославянском фольклоре, а также в народных говорах и топонимике. Эти соотношения таковы:
           1) в VI в. славяне и анты „имеют свои жилища по ту сторону реки Дуная, недалеко от его берега” (Прокопий), а „их реки вливаются в Дунай” (псевдо-Маврикий), и позднее (VII–XII вв.) на Руси сохраняется память о том, как славяне „сели по Дунаеви”; 2) Дунай — граница для славян в VI в., важный рубеж для Руси в X–XII вв.; 3) за Дунаем — добыча и опасность (VI, X–XII вв.); 4) Дунай — благодатная земля, принадлежавшая славянам (VI – сер. VII в.), впоследствии — “земля устремлений” (VIII–XII вв.); 5) Дунай — море: а) Дунай ассоциируется с морем, в которое он впадает (VI–XII вв.); б) морской путь из Руси в Царьград отчетливо делится устьем Дуная на две части — путь по морю до Дуная и затем по морю за Дунай (IX–XII вв.).
Д.А. Мачинский.  Дунай русского фольклора на фоне восточнославянской истории и мифологии.
Русский Север. Проблемы этнографии и фольклора. Ленинград: Наука. 1981. С. 110–119.

И ни намёка на то, что въ Словѣ о Плѣку весьма отдалённый во времени Троянъ и недоступный вслѣдствiе половецкаго засилья Дунай упомянуты равномѣрно: первый четырежды, второй пять разъ. Какъ Днѣпръ, Донецъ, Сула, Стугна и Каяла вместѣ взятые.

Случайное совпаденiе въ головѣ безымяннаго витiи? Сопрягать далековатые предметы ездоку въ незнаемое прямо предписывается, но Игоревъ пѣвецъ отлично представлялъ себѣ чтò, когдà и за чèм воспослѣдуетъ. Неспроста въ Словѣ синее вино съ трудомъ смѣшено.

На этой высоко-хлѣбниковской нотѣ преграждаю безсловесный о Плѣку Дунай Д.А. Мачинскаго плотиною. Ничего не запрудитъ, никого не затопитъ, ещё не хватало. Народные промыслы типа плетень. Из виноградной лозы.

Все знают, что сначала земледельцы (рисоводы особь статья) одомашнили ячмень, а уж потом просо, полбу и рожь; на кукурузу и табак подсадил европейцев завоеватель Мексики Эрнан Кортес, на картофель — Франсиско Писарро, поработитель Перу. А вот летопись виноделия ставит в тупик даже Анатолия Вассермана, знатока всего и вся. А вы задайте ему вопрос, задайте. Хотя бы коротенько, мол, основные этапы большого пути. Грустно улыбнётся и разведёт руками старина Онотоле: т.н. Вакхиана, коей первые главы принадлежат Марку Порцию Катону, до сих пор не дописана. Излиянию в мозг А. Вассермана дополнительных (к загробным погребкам фараонов, дикорастущему винограду горы Арарат и китайской богине пьянства Йи-Ди) сведений препятствует разброс мнений, приводящий к разноголосице, расколу и даже разброду самых благонамеренных издателей. Простой, казалось бы, вопрос: кто на Балканах первым сбродил сок лозы — эллины или фракийцы? И начинается разброд, то есть превращение вина в сусло, сусла в грозди, гроздей в оскомину и так далее.

Тоже теряюсь в догадках, чего уж там. Одно уяснил и смею доложить: на Олимпе, по меньшей мере, три пришлых бога: Орфей, Аполлон и Дионис. Насчёт Аполлона просветил Д.А. Мачинский: главное святилище индоевропейского владыки дневного света находилось в Минусинской котловине, и оттуда по раз и навсегда заведённому расписанию в Элладу прибывали непорочные девы-благовестницы. Относительно Диониса, он же Вакх, просветиться у Дмитрия Алексеевича не удалось. Оно и понятно: виноградарство — дѣло табакъ на берегу пустынныхъ волнъ его Дуная.

Поэтому предполагаю Диониса пришлым олимпийцем я, а не противная сторона. Следовательно, порицаю вредную привычку считать Замолксиса исконным богом гетов. Позднейший Замолксис вытеснил Диониса в Аттику, но влажный след на камнях Гема остался, и вынужденные союзники Дария I Гиспаспа распространили неприхотливую лозу своей отчизны вплоть до среднего течения Днестра. Изюм прекрасно переносит перевозку на дальние расстояния, покрытые морозостойкой мякотью косточки сохраняют всхожесть не год и не два.

Кстати говоря, заблуждениями по части виноградарства преизобилуют не только багровоносая Бургундия и всепьянейшая Шампань, но и сумасбродка Ламанча. Считается, что местное вино веселило сердце человека если не в пещерах Альтамиры, то во времена Одиссея уж наверняка. Ничего подобного.

н ликвидировал провинцию Дакию за Дунаем, которую в своё время организовал Траян, ибо отчаялся, по разорении Мёзии и Иллирии, вернуть её обратно. И выведя римлян из городов и полей дакийских, расселил их в центре Мёзии и назвал это место Дакией, которая и поныне разделяет две Мёзии и находится на правом берегу Дуная у места впадения его в Море, тогда как раньше она располагалась на левом берегу. ‹...›
После него власть досталась Тациту, мужу выдающихся способностей и весьма достойному правления. Однако ничего примечательного он не сделал, ибо скончался на шестом месяце своего правления. Флориан, пребывал у власти два месяца и двадцать дней и не сделал ничего достойного упоминания.
          После него в управление государством вступил Проб, муж выдающейся славы в военном деле. Во многих сражениях отвоевал он у варваров Галлию. ‹...›
          Он разрешил разводить виноградники в Галлии и Паннонии, приказал солдатам рассадить их на горе Альма, у Сирмия, и Аурее, в Верхней Мёзии, а провинциалам поручил их взращивать.
Евтропий.  Краткая история от основания Города. Книга VIII.
Из: Римские историки IV века. М.: РОССПЭН. 1997. С. 61–62.

Проб правил с 276 по 282 гг., а косточки винограда с гетских пепелищ Молдавии не могли попасть туда позже последовавшей за осадой Ольвии (331 г. до н.э.) зачистки местного населения скифами. Или бастарны с венетами топили печи-времянки затянувшей всё и вся лозой, обживаясь на гетских руинах век спустя. Жгли вместе с гроздьями, как прежде черёмуху и бузину. Для благоухания.

В любом случае молдавское виноделие старше венгерского, французского, испанского и португальского по меньшей мере на шесть веков латинским счётом (на четыре старославянских, по Максимовичу).

еты возделывали и виноградную лозу. На подах печей, выявленных на гетском памятнике IV–III вв. до н.э. у с. Ганск, обнаружены обугленные косточки винограда. Геты успешно преодолевали трудности, связанные с климатическими условиями, прикрывая лозу от холода, на что указывают и античные источники. Возможно, они выращивали стелющуюся виноградную лозу, которая способна была выдержать ветры и морозы. На поселениях встречаются кривые ножи, применявшиеся при обработке виноградника.
И.Т. Никулицэ.  Северные фракийцы в VI–I вв. до н.э. Кишинев: Штиинца. 1987. С. 185.

Хотите гордитесь, хотите нет, моё дело сторона. Родимая сторонушка. Я же отчасти славянин, Кириченко по маме. Кириченки полтавчане, запорожцы или кубанские казаки, разве не так. При этом Добрыня Никитич с Алёшей Поповичем до переселения в головы песняров и сказителей Олонца бытовали много южнее семидесятой широты, да и муромские леса отстоят от Пинеги преизрядно. Не говоря о молдавских Кодрах и примкнувшей к ним Дакии.

од названием  виноградье  в этнографии и фольклористике известна песня с припевом „виноградье красно-зеленое” (формула общего вида). ‹...›
Виноградья, зафиксированные на Русском Севере, составляют подавляющее большинство записей, имеющихся в нашем распоряжении, но не являются исключительно северным видом (жанром) песенного фольклора. Очаги распространения виноградий показывают, что этот вид народной поэзии был знаком в XIX–XX вв. русскому населению областей, расположенных как бы в пограничных с нерусским населением зонах европейской части России (Муромщина, Псковщина, Сумщина, Поволжье) и в местах переселения русских, возникших, видимо, в результате самых ранних волн этого движения на Север, а затем в Сибирь и на Дальний Восток. ‹...›
          Области бытования виноградий — Русский Север (Поморье, Мезень, Печора), Поволжье, Енисейская губ. и Колыма — совпадают с очагами былинной традиции, что говорит о каких-то общих путях и закономерностях, но крайней мере в эволюции и передвижении обеих фольклорных традиций. ‹...›
          Обряд с пением виноградья являлся повсюду составной частью обхода дворов зимнего календарного цикла. ‹...›
          Прежде всего следует отметить поразительную устойчивость музыкально-песенной структуры виноградий. По отношению к ритмической форме строфы в целом нельзя говорить даже о сходстве или однородности — это фактически одна и та же ритмическая структура, в основе своей тождественная в абсолютном большинстве зафиксированных вариантов. ‹...›
          Образы  Дуная  и свадебного помощника (птицы | оленя | коня) позволяют предположить, что выявленные сюжетные мотивы восходят к каким-то древним родственным текстам, где эти символические образы отличались бóльшей определённостью. ‹...›
          Судя но всему, связь понятий  вино зеленое — зеленый явор — Дунай  ‹...› восходит к одному южному обрядовому пласту, имевшему определённое смысловое содержание, в котором данные понятия играли важную роль неких символов. Вполне вероятно, что эти понятия сложились в период пребывания славян на Дунае, и впоследствии наиболее полные и цельные мотивы и сюжеты сохранились в “архаичных” районах отдельных групп восточного славянства. ‹...›
          Украинский и белорусский материал ряда районов, где до сих пор фиксируются наиболее архаичные явления материальной и духовной культуры населения (Галиция, Закарпатье, Волынь и др.), сохраняют формулы запевов или припевов календарных обходных песен, ближе всего стоящих к припеву русского виноградья: „зелене вино саджене”, „дорожечка, обсажденая виноградом (довкола)”, „вино мое зеленое”. ‹...›
          В то же время устойчивый припев-формула со словом  Дунай, сочетание припева с сюжетным действием на море, название песни  виноградье  или припев виноградья даёт нам синонимическую цепочку  море — Дунай — виноградье,  заставляющую искать исходные мотивы и обрядовую функцию в каком-то архаичном пласте. ‹...›
          В силу большой активности традиции виноградья, а также и потому, что виноградье-песня была основной и почти единственной песенной формой рождественских обходных обрядов, на Севере, и в том числе в Поморье, именно виноградье как песенная структура оказалось одним из важнейших интегрирующих элементов народнопесенной, и в первую очередь обрядовой традиции Поморья в целом. Под воздействием внноградья происходило складывание различных песенных форм и сюжетов в разных районах побережья в единую, структурно взаимосвязанную систему. Форма  Дуная  — не виноградья — один из элементов этой системы. ‹...›
          Основная европейская географическая магистраль бытования виноградья — от левых притоков Днепра, по волго-окскому бассейну, по Северной Двине, к побережью Белого моря — представляет собой прерывную, но единую линию интенсивного распространения этого обрядового комплекса. ‹...›
          Таким образом, исторические судьбы районов, где в XIX–XX вв. функционировал обрядовый комплекс виноградье, оказываются теснейшим образом связанными между собой по крайней мере с VIII–IX вв. В таком случае можно говорить об архаичности обрядового комплекса, сохранившегося к XIX в. лишь на окраинах некогда единой этнокультурной области. Внутри этой области первоначальное “расселение” виноградья могло происходить вместе с движением групп восточных славян, и в основном — с юга на север. ‹...›
          Лингво-историческое исследование термина  виноградье  и формульного припева не входит в нашу задачу, отметим только, что слово  виноград  известно в русских письменных источниках с XI в., а в устной, тем более обрядово-фольклорной традиции, могло существовать издавна. Лексему  виноград  знает обрядовый фольклор украинцев и белорусов. ‹...›
          Рассмотрение украинского н белорусского материала ряда районов свидетельствует, что лексемы  вино  и  виноград  употреблялись в обрядовом календарном фольклоре преимущественно с одним и тем же значением: вьющееся растение — лоза, кустарник, сад, т.е. понятия, идентичные лексеме  виноградье  в русском фольклоре. ‹...›
          Формульного словосочетания в припеве  красно-зеленое,  помимо русского виноградья, нигде не зафиксировано. В украинско-белорусском фольклоре, как мы видели, имеется формула  вино зеленое,  особенно широко распространенная в волочебных песнях в виде припева. Восстановить процесс образования словосочетания  красно-зеленое  довольно затруднительно.
Т.А. Бернштам, В.А. Лапин.  Виноградье — песня и обряд.
Русский Север. Проблемы этнографии и фольклора. Ленинград: Наука. 1981. С. 3–107.

Эге, держать ухо востро подле Д.А. Мачинского поставил за правило не только я. Музыковеды Т.А. Бернштам и В.А. Лапин открыто ему противоборствуют: их виноградье перечит его Дунаю под обложкой одного сборника. Но языковедческие пробелы исследования перехожей попевки здесь великодушно вверены произволу добровольцев, буде отыщутся. Ещё как отыскались.

И то сказать, задача мне поставлена ещё в 1912 году: заглядывать в словари славян, черногорцев и др. — собирание русского языка не окончено — и выбрать многие прекрасные слова, именно те, которые прекрасны.

Прекрасно ли слово вино? Воистину. Докажу от противного: мою ступню так обработала подагра, что любовно составленный погребок, её живитель и виновник, приговорён к упразднению. Попал под раздачу, проще говоря. Но упирается всеми полками и дверцами. Препятствует иссяканию не сам погребок, разумеется, а какая-то нечисть, в нём живущая. Раздаю направо и налево — погребку хоть бы хны. Ибо страшно узок круг ценителей вина, которые берегут меня от скисания в уксус. Как правило, иностранцы. Нет пророка в своём отечестве, этим всё сказано. Берегут, не дёргают по пустякам. Молчание — знак согласия со мной всегда и во всём. Отечественных берегунов и берегинь значительно меньше. Анфиса Абрамовна, главным образом. Отправить ей в знак приязни малую толику Чили, Южной Африки, Аргентины или Австралии, что ли. Но примут ли на почте. Остапу Ибрагимовичу разрешили вложить банку варенья, но когда это было. Во времена фанеры над Парижем. Пронзишь, бывало, крышку гвоздями навылет, а потом загнёшь плоскогубцами и вколотишь в обечайку заподлицо. Приёмщица провизжит резы сверху и снизу, ошпагатит и взвесит без лишних слов. А нынче доверие к отправителю отменили вместе с ящиками и благоуханием расплавленного сургуча, навевающем грёзы о последнем дне Помпеи. Будьте добры купить коробку-раскладушку и предъявить содержимое к осмотру до укупорки-оклейки. Ставим себя на место работника почты: четыре бутылки вина в Москву. Вы за кого меня принимаете, гражданин. Это же коктейль Молотова на русский Майдан. И тащи обратно, навязывать родне Аргентину взамен Гянджи. Вот что мне нашёптывает нечисть.

Итак, словари славян. Завсегдатаям Хлебникова поля просьба не беспокоиться, обращаюсь исключительно к новобранцам: доколе. Срам-то какой. Ещё Грибоедов издевался, а вы. Неукоснительно выпалывать греко-романо-германщину. И не стонать, не стонать! Исключения считаны пальцами одной руки. Большой вверх, остальные сжаты. Знак одобрения в Древнем Риме, и не только. Такое дозволял даже Хлебников. Злѣйшiй врагъ заёмнаго корнѣслова Велимiръ Хлѣбниковъ дозволялѣ Себѣ такое!

Ну и где здесь одобряемое большим пальцем вверх исключение из правил? Анфисе молчать, новобранцам думать.

Оценка пять. А виноград Велимир Хлебников, случаем, не выпалывал?

Похоже, издёвка Грибоедова над смешением бордо графа де Монте-Кристо с чихирём дяди Ерошки на Макарьевской ярмарке мешала Хлебникову определиться, дозволен русскому писателю  виноград  или нет. Следы сомнений налицо: чистое вино в мешочках | глаза моря на кисти. Из ряда вон плодотворные сомнения, сейчас докажу.

Можно ограничиться этой сводкой и живописать обещанную Анфисе Абрамовне Дѣву Обиду, но не могу отказать себе в удовольствии праздно поболтать после трудов по составлению и расцветке. Обещаю коснуться до всего слегка, не докучать.

Признаться, ещё недавно я был уверен, что вино — заёмное сочетание звуков. Хлебников же неспроста сомневался, подбирал замену.

А потом вдруг прекратил поиски. На излёте жизни, в Баку. После пребывания в Персии.  Виноград  он разрешил себе именно тогда, во всеоружии опыта скитаний по южному Прикаспию с  винтовкой  за спиной и чехлом от пишущей машинки на голове. Якобы отбился от своих, на самом деле — побег в Индию.
Раздумал, повернул назад. Однажды проснулся без винтаря и в плену. Пальцем не тронули, отпустили. Даже винтарь вернули. Русски не понимай, сматры на пальцэх: выйдешь к своим без оружия — расстреляют. Приблизительно тогда Хлебников понял, что  виноград  и  винтовка  — однокоренные слова.
Мне догадаться было куда проще. Сказано заглядывать в словари — сделано: чешско-русский словарь Л.В. Копецкого, второй том. В разговорнике менее наглядно: ovinout ruce okolo krku = обвить шею руками, прильнув. А у Копецкого так и кидается в глаза имя существительное  vinutí,  обмотка (эл.-тех.). Вообще говоря, провод на катушку или наматывают внавал, или укладывают слоями виток к витку, навивая с некоторым натягом. В чешском  винутьи  слиты воедино русские  вить  и  тянуть.  При этом виноградная лоза так и растёт: подтягиваясь и обвивая опору, подтягиваясь и обвивая.

А теперь вспоминаем, что дикорастущий виноград сербы назвают ви́њяга. Собачье вино (psí víno), по мнению чехов. Вьётся — да, но и хмель вьётся. При чём здесь виноделие.

Неизбежно приходится признать, что первотолчком праславянского словотворчества в нашем случае оказывается не vino, а  виение  | навивание лозы на изгородь, естественную или рукотворную. Лозой на Руси называют прутья вербы (ракиты), они же върбови пръчки (лозняк м. върбалак, ракитак) у болгар, подручное средство для телесного наказания средней тяжести. Винова лоза | vinova loza | vinska trta | viničie | винена лоза | vinná réva | winorośl — растение вьющееся, употребляется не по назначению крайне редко и только на Молуккских островах. Уличённую в прелюбодеянии молукканку кладут навзничь на просеке и привязывают раскинутые конечности к вбитым в землю кольям. Через сутки сквозь изменницу прорастают побеги бамбука, и всё кончено. Как это при чём здесь лоза. А чем прикажете привязывать. Качественное мочало нынче в сапожках ходит.

Двигаемся дальше: виноградник | ви́ногрāд, виногрáдац, vinohrad | vinograd | vinska gorica | vinica, viničné pole | грозjе | vinice | winnica. Отглагольное от ‘подгораживать’ т.е. помогать виться по изгороди. Вспоминаем наречия-противоположности  дóлу  (вниз, к земле) и  горé  (вверх, ввысь). Вспомнив, осознаём величие царя Гороха (высшая власть). Виноградник — подгороженная лоза с висящими гроздьями, а не запретный плод за оградой. Песенный сад-виноград скорее на костылях, чем за тыном | изгородью | забором.

Говорим виноградина — подразумеваем ягоду. Повсюду ложные друзья переводчика с русского на русский, по-всю-ду. Ягода у праславян одна-единственная: так называемая русичами земляника. У лозы не ягоды, но гроздья: грôжђ, грôзд, грóздак | grožđe | grozdje | hrozno | грозд | vinné hrozni | грóзде.

А вот и проф. Д.Я. Самоквасов к нам пожаловал, да как вовремя. Переселение праславян из Дакии, вот именно. Чудовищные клады римского серебра в Повисленье и Поднепровье — сухой остаток двух людских потоков из одного источника. Весьма правдоподобно, судя по винограду. Поляки возделыванием лозы себя не утруждали, поляне долгое время пытались — и не без успеха: виноградарь (рус.) | виногрàдāр, vinohradar (серб.) | vinogradar (хорват.) | vinogradnik (словен.) | vinár, vinogradnik (словац.). При этом повисленские переселенцы оставили замечательно памятливых потомков: виноград (грозди) | winogrona, grono winorośli. Таким образом, олонецкое виноградье и ляшское winogrona — разлученные в младенчестве близнецы.

Д.А. Мачинский не отрицает, что восточные славяне обитали в Подунавье. Вопрос, как долго. По Мачинскому — миг между прошлым и будущим. Вроде крыс гоголевского городничего: пришли, понюхали и убрались прочь. Красно-зеленое виноградье, пронесённое русичами до Колымы, отнюдь этому воззрению не поддакивает. Да и крысы бывают разные. Корабельные бегут с обречённого корабля, и не все при этом тонут. Вот они выплыли, освоились на коралловом песке и празднуют годовщину спасения. Сбились в кучу, пищат на все лады. О чём. О незабвенном трюме, конечно. Ах, какие там были сухари. А здесь чёрт знает что в жуткой скорлупе, да ещё на мачту карабкайся.

Никогда истинно русский человек не сравнит славянина с корабельной крысой, никогда. Но я полукровка, это не лучшим образом влияет на образное мышление. В полной мере таковым обладали чистопородный Есенин, безупречный Маяковский, незамутнённые Пастернак и Мандельштам, обоюдо-кошерный Бродский. Негр Пушкин, армянин Хлебников и немка Цветаева значительно уступают этим неслиянникам в части образности: они вырабатывали язык. Сочетание звуков — здесь я дома: изящная словестность не взирает на лица даже и кавказского происхождения, не говоря о чалдонах с Туры и Тобола. Дворянчиков смолоду пичкали заморским в ущерб родному, а нынче внимать якуту Славе Бродникову из Жиганска и перечитывать Аксакова — удовольствие равновеликое. Но Слава подождёт удобного мне случая, на повестке дня словари славян и очевидные выводы бесстрастного вникания.

Вывод первый. Подунавье — прародина отнюдь не всех славянских племён, а лишь позднейших русичей, сербов, хорватов, словенцев, словаков, чехов и ляхов. Славяноговорящие степняки болгары обосновались там значительно позже распада подунайского единства; македонцы — ославяненные фракийцы (или фракийские наречия напрасно полагают исчезнувшими).

Вывод второй. Следы древнейшего возделывания лозы в Молдавии позволяют причислить междуречье Прута и Днестра к домницам по выплавке из местной руды и привозной шихты праславянской крицы. Остаётся выяснить наличие обугленных косточек гроздья́ западнее Прута, и количество плавилен будет умножено. Или сократится, к нашему с Г.Б. Фёдоровым удовольствию.

Два слова о ягодах. В случае правоты Д.А. Мачинского никакого разнобоя в названиях смородины, черёмухи, калины и прочих даров буха лесиного быть не должно. Равно и русско-сербско-хорватско-словено-словацко-чешского единства поименования делянки для возделывания лозы, работников на винограднике и хлопот по выращиванию и уборке урожая.

Поборники германской исключительности найдут у меня важное, с их точки зрения, упущение. Коренную ошибку, повлекшую бредни, отсебятину и чушь. О готском  weingards  понятия не имеет, какой с невежды спрос.

И вот я спрашиваю этих поборников: как называется единственный источник познаний Фридриха Брауна и примкнувших к нему Д.А. Мачинского и М.Б. Щукина о готах? «Гетика» Иордана. Составитель «Гетики» — пастырь христиан, лжесвидетельство исключено. И этот присяжный правдоискатель утверждает, что готы произошли от гетов. То есть от фракийцев, которые по независящим от них обстоятельствам огерманились. Ещё раз: готы, по Иордану, — германоязычные геты. А византийский писатель VII века Феофилакт Симокатта называл гетами славян. Ещё раз: потомки венедов, по Феофилакту Симокатте, — славяноязычные геты.

Полученные от равеннского епископа сведения навевают сомнения в полной зачистке Прутско-Днестровского междуречья конца IV века до н.э. мстящими за царя Атея скифами. Однако А.Н. Левинский склонен считать местных гетов родоначальниками даков, и это мне на руку.

Два слова о содержанiи следующей главы. Названiе разглашено, темъ лучше: «Знакъ бѣды». Яти указываютъ на бѣ́ды преимущественно русскiя, но дураки и дороги не при чемъ. Широчайшѣ растекусь о Дѣвѣ Обиде, распахну все закрома и хранилища. Многое обнародовано, причемъ давно. Говоря безъ обиняковъ — грядетъ очередной изводъ «Красотки» съ неизбежными Фомой Фомичемъ, нарочито безымяннымъ и отнюдь не отставнымъ полковникомъ, а также Анфисой Абрамовной въ качествѣ подушки безопасности на случай лобового столкновенiя поименованныхъ мыслителей. Бракосочетанiе Валамiра и Красотки далеко не взаимовыгодное предпрятiе, малѣйшей приязни со стороны прекрасной половины нѣтъ. Все пенки сниметъ Валамiръ, даю голову на отсѣченiе и умолкаю до предусмотреннаго Уставомъ срока.

Изображение заимствовано:
Käthe Kollwitz (1867–1945). Woman with a dead child. 1903.
55.9×61.6 cm. Line etching, drypoint, emery and vernis mou with printing of handmade paper
and Ziegler’schem transfer paper, with gold-colored, injected clay stone.

Продолжение

Передвижная  Выставка современного  изобразительного  искусства  им.  В.В. Каменского
карта  сайта		главная    страница
исследования		свидетельства
сказания		устав
статистика  посещаемости  AWStats 7.6: востребованность  каждой  страницы  ka2.ru  (по убывающей);  точная локализация  визита (страна, город, поставщик интернет-услуг); обновление  каждый  час  в  00 минут.